Книга Кто по тебе плачет - Юрий Дружков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В одном уверен, тут обитали очень добрые люди, — сказал я.
— Уж, конечно, веселые, умные… Книги тогда по-ихнему что? Видеокассеты?… Ну да, видеокассеты прошлого… Самые, первые, самые древние. Включи свой ум, свои глаза и все оживет, как на экране. А, может быть, и сильней чем на экране? Как их не беречь…
— Будто мало на свете унылых кассет.
— Значит, я такая нелюбопытная не потому, что мне все до лампочки? Правда?…
* * *
Одна коробка на складе вызывает улыбку и грустные воспоминания. То и другое. Коробка с елочными игрушками.
Я нашел ее случайно, в дальнем закутке, потому что про нее не было записи ни в одной амбарной книге. Словно кто-то привез ее тайком и спрятал до времени. Чудесный клад, огромное сокровище.
Надо будет под Новый год найти елочку. Я видел несколько пушистых не так уж и далеко: стройные, дымчатые…
У нее будет елка.
У них будет елка…
Начинаю шестую последнюю тетрадь, хотя пятая не закончена. Были в ней чистые две страницы. Ее у меня пока нет, а записать надо…
Голова идет кругом…
С той ночи прошло семеро суток и половина дня, когда…
Мы сидели на скамейке у леса. Она кидала синицам и другим непонятным пичугам тыквенные слегка поджаренные семечки. Стоял необыкновенный переполох. На ближнем дереве на самой длинной ветке поглядывала на разбазаривание ценностей белка, рыжая, как огонек с дымком.
Семечки падали на расчищенную, хорошо утрамбованную площадку. Птахи не вязли как прежде в снегу. Я снова разгреб заваленные дорожки, двери, подходы и все что надо.
Лицо у нее румянилось от легкого мороза. И тут я увидел, как оно побледнело. Еще ничего не осознал, ничего не услышал — увидел, как она побледнела. Потом услышал звук. Резкий, непривычный, забытый. Всё взорвалось: тишина, лес, нервы, жилы в коленках, сердце…
Грохот развеял небо над нами, закачал поляну и лес, башню водокачки. Сдунул мгновенно белку и птиц, оглушая несметной радостью и болью нас двоих.
Над поляной гремел вертолет. Он завис, поднимая сполохи снега, буран очумевшей надежды…
Когда пелена улеглась, раздвинулась медленно дверца, из машины, как с экрана в цветном увеличенном кино, вышел живой человек и, проваливаясь, пошел к нам. За ним еще двое…
Мы не могли шагнуть им навстречу, не могли стоять, не могли бежать, не могли смеяться, говорить.
Голоса незнакомых людей звучали как во сне.
— Где Романцев? — крикнул первый, бултыхаясь в непролазном снегу. — Разве не мог почистить? Рук у него нет? Машин у него нет?
Он выбрался к нам, отряхиваясь, как большой зверь, всем телом, топая валенками. С удивлением посмотрел на женщину. Она держалась на ногах, почти повиснув на мне.
— Как там? Что там? — выдохнула посиневшими губами.
— Где там? — переспросил, непонимающий обыкновенных слов инопланетянин.
— У вас…
— У нас ничего.
— А Москва?
— Что Москва? — не понял живой человек. — На месте Москва… Тут женщина?… Как вы сюда попали? С кем? Вы кто?
Я подхватил ее, начиная злиться.
— А вы кто?
— Академик… — он протянул руку и назвал себя. — Что происходит? Где Романцев?
— Мы не знаем Романцева.
— Как?!. Остальные где?… В лесу палки от лыж. Видно ленточки… Гуляет где-нибудь?
— Мы одни…
— Давно?
— С июня.
— То есть?… Я не понимаю.
— Все лето и осень.
— Какое лето? Какая осень? — почти выкрикнул он. — Позовите еще кого-нибудь… Романцева, не Романцева…
— Мы их не видели.
— Не видели? — Он повернулся к двум спутникам, одетым как пилоты. — Я не сплю? Мы туда прилетели?… Конечно, туда. Куда же еще. Так что происходит? Откуда вы?
— С погибшего самолета. Из леса.
— И кого здесь нашли?
— Никого. Я вам сказал, никого.
— Что?!
— Никого. Ни души. Одни дома, фундаменты, склады…
Я говорил с бестолковым человеком.
— Ну знаете… — Он распахнул шубу. — Или, в самом деле, укачала вертушка или… Мы должны где-нибудь сесть. В конце концов, я… Холодно что-то…
Мы пошли к нашему дому.
— Позвольте! — остановился Академик. — Дом? Кто же строил дом? В июне дом еще не был!
— Он строил, — сказала уставшим голосом женщина.
— Он!?!
Академик смотрел сумасшедшими глазами. Вид у него был ошарашенного, даже напуганного человека. Или растерянного до предела.
— Но людей, вы говорите, нет! Как же так? — снова, повернулся он к пилотам.
* * *
Они разделись. Академик снял мохнатую шапку и стал вдруг носат и крутолоб от лысого темени. Пилоты устроились на диване. Академик почему-то потрогал стены в холле, открыл дверь в кухню, прошел в коридор, заглянул в одну дверь, в другую, вернулся к нам.
— Где же вы спите?
— На втором этаже…
— И все один? — Обвел он руками вокруг себя.
— С машинами.
— Вы строитель?
— Нет.
— И все так вот ладно у вас получилось?
— Не все. Водостоки прошляпил.
— А зачем?
— Что, водостоки?
— Нет, зачем строили?
Объяснить было невозможно. Пилоты, закуривая, глядели на меня с откровенной подозрительностью, а мы никак не могли привыкнуть к чужим голосам, к тому, что вот перед нами другие люди, из большого мира, где все, кажется, нормально… Я посмотрел, как она кутается в платок, связанный буквально вчера, как нетерпеливо слушает, о чем говорят, как волнуется.
— Пожалуйста, не курите.
Они, поискав глазами пепельницы, выкинули сигареты в дверь тамбура.
— Ну, хорошо, — сказал Академик, — мне важно понять, где Романцев, где остальные. Прошу вас, подробнее расскажите.
Он опустился в кресло.
— Извините, мы не были дома с июня. За это время ничего не случилось?
— Где? У вас дома?
— События какие-нибудь?…
— Международные? Футбольные? Какие события?
Но я спрашивал не для себя, для нее.
— На земле. У вас?
— Да все путем… Расскажите мне…
— Летели из Москвы, что-то ударило в самолет, начали падать…