Книга Постумия - Инна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– До приезда следственно-оперативной группы у нас ещё есть время. Вот, Марьяна, твои знакомые – Шамиль Хайдаров и Василий Стерхов. И. что самое интересное, имена, скорее всего, подлинные. Хотя, конечно, нужно всё проверить. Но, в данном случае, это неважно. Как бы их ни звали, жить они хотят.
«Оборотни» внешне никак не реагировали. Они сидели, развалившись, на канапе и изучали лепной потолок. Но слишком уж спокойными казались ребята – такого просто не могло быть. Возможно, пребывали в лёгком «ахтунге» – на такой исход они вряд ли рассчитывали.
Старик, вытянув вперёд ноги, смотрел, как мягкий свет люстры играет на его ботинках. Шёлковые и велюровые шторы прикрывали окно, а также дверь на балкон. Я знала, что внизу всё оцеплено. Урча, подъезжали машины, тормозили у шлагбаума. Потом с лестницы вошли санитары из морга, с носилками. Один из бойцов направил их в комнату напротив.
Ерухимович вёл себя так, будто именно к такому повороту событий и готовился. На самом же деле план сорвался дважды. Сначала сожитель задушил агентшу. Теперь вот погиб сам «объект». Но матёрый волчина был спокоен, как сфинкс. Он тщательно высморкался в большой клетчатый платок, чихнул. Потом промокнул слёзы.
А я вспоминала те жуткие тихие выстрелы из пистолета с глушителем. У ментов были автоматы, но они завалили Печенина из «глокка». Потом вложили бы его мне в руку. Якобы я запуляла в любовника, а после покончила с собой.
Понятно, почему так удивился Леонид, узнав, что я нездешняя. Охранники из этого дома спокойно пропустили меня – по приказу Старика. Но относительно полиции инструкций у них не было. Да и не имели они права заворачивать наряд, прибывший по вызову. Лучше бы грохот, лучше бы горный обвал, чем эти хлопки!..
– Ну что, молодые люди, – обратился Старик к ментам. – Как будем вас судить? По любви или по закону? Труп налицо – это серьёзно.
– Не понял, – вежливо ответил Шамиль. Василий молча изучал узоры на ковре.
– Есть шанс частично искупить свою вину, – мармеладным голосом вещал Старик. Даже его диалект куда-то пропал. – Ведь не сами же вы, по доброй воле, пошли на это дело. Теперь присядете капитально, а какая-то гнида будет в роскоши купаться. Сделка со следствием никогда не помешает. Я жизнь прожил, могу вам советовать. Форму и оружие вам не для того выдали, чтобы вы проникали в чужие квартиры и мочили граждан. Удостоверения у вас настоящие, и это очень плохо. Вы стране своей в лицо плюнули. Из-за вас теперь и честных ментов станут бояться, ненавидеть. Вредить им…
– Теперь народец учёный пошёл, – пояснил Хайдаров. Я сразу решила, что сотрудничать со следствием он не станет. – Навскидку «липу» отличают. А у дежурного занято всё время, в отдел трудно дозвониться. Наберут пару раз и бросят.
– Так как вас судить? – настойчиво спрашивал Старик. – Или на остров Огненный навсегда поедете? Уж ты-то точно, парень, – кивнул он Хайдарову. – А, может, и оба уже на «вечку» наскребли. Суд решит.
– Судите по любви, – ровным, спокойным тоном ответил Шамиль. Обрисованная Стариком перспектива его не прельщала.
Я стояла у дверей, держась за косяк, и слушала. Просторная комната колыхалась перед глазами. Я хотела заплакать и не могла. На меня никто не смотрел. И потому можно было достать платочек, промокнуть пот на лбу. А ещё поглядеться в зеркало, поправить волосы. Можно было даже уйти – ведь своё дело я уже исполнила.
14 марта (утро). В больнице мне сделали укол, а ночью начались глюки. Врачи отпустили меня домой. Вернее, к Богдану, на «Просвет». На Парнас брат меня не повёз, хоть я и просила. Притащил к Кристине, чему она совсем не обрадовалась. Но с мужем невестка спорить не стала и постелила мне на их с Богданом диване. Дочерей почти сразу же увела в детскую, и себе там поставила раскладушку.
Богдан накачал надувную тахту и преспокойно завалился до утра. Он давно привык спать в любом положении, не требуя особого комфорта. То, что меня чуть не убили, брата особенно не впечатлило – он каждый день ходил под пулями. К тому же, Богдан помнил, как прямо под окнами нашей квартиры бандиты из двух «узи» расстреляли нашего отца…
Ко мне сразу же прыгнул огромный рыжий котище Мэйсон, которого я год назад притащила из отделения Сбербанка. Там он постоянно дрых на банкомате. В итоге начальству это надоело, и котейку решили выбросить на улицу, в мороз. Моё сердце дрогнуло, и забрала Мэйсона с собой.
Теперь он обожал меня беззаветно, и сразу же заводил свои песни. Обычно я подолгу с ним играла. Но вчера сразу рухнула в глубокую тёмную яму. Вернее, в Большую Невку, которую видела из окон того страшного дома. На другом берегу торчали старые трубы и новые дома Выборгской стороны. А я барахталась в слишком уж тёплой, совсем не мокрой воде. И никак не могла ни утонуть, ни выбраться на ступени…
Проснулась я под утро. Мэйсон свернулся в ногах, в щели между шторами пробивался свет. Странно, но рядом со мной сидела женщина в железнодорожной форме. Она молча смотрела на меня и качала головой. Кстати, я сразу её узнала. Это была другая моя бабушка – мамина мать, Людмила Николаевна Смычкова. Больше всего удивило меня то, что бабуля оказалась совсем молодая. Правда, теперь у неё вообще не было возраста. Баба Люся умерла четыре месяца назад, а меня даже не пригласили на похороны и поминки.
Клянусь – я не спала. Но со страху не нашла в себе сил даже спрятать голову под одеяло. Я только закрыла глаза и снова забылась. Да, действительно, Людмила Николаевна ещё в девичестве пришла работать на стацию Обухово. Там, неподалёку, и жила их семья. Потом вышла замуж за рабочего с Кировского завода, но выбору своему не изменила.
Тревожное забытьё не принесло облегчения. Часа два я вертелась, выпутываясь из верёвок, которыми меня связали страшные «оборотни». Пыталась кричать, но только хрипела. А потом ясно почувствовала, что в комнате – мой отец. Он ходил из угла в угол, поправлял на мне одеяло. И что-то говорил, говорил кому-то, но не мне. Почему-то я решила, что папа пришёл сюда прямо с кладбища. И тогда по-настоящему закричала. И сразу поняла, что говорит не отец, а брат Богдан. Баба Галя уверяла, что голоса у них – один в один, и всё время плакала при этом…
Брательник сидел на надувной тахте, встрёпанный и заспанный. Он что-то бормотал в «трубу», боясь разбудить меня. Правда, за окнами было уже светло, и день снова намечался ясный. Оглушительно чирикали за стеклом воробьи – как всегда весной. К рынку у станции метро съезжались фуры, грохотали ящики, лотки. Скандалили торговки с грузчиками. Начинался новый день.
Я удивилась, потому что перед глазами стоял туман. Провела ладонью по лицу – и всё поняла. Оказывается, я ревела во сне и сжимала в объятьях подушку.
– Дядя Сева, сегодня же суббота, погода хорошая! – канючил Богдан, понимая, что нахрапом генерала не возьмёшь. Он, как старший по званию, может просто приказать жалкому майору. – Я на рыбалку хотел. Проспал, правда, но ничего… В любом случае выходной. И Марьяну грех будить. Всю ночь во сне стонала, всхлипывала. Заездили вы девушку капитально. А теперь опять – ехать в Комарово! Мужик тот теперь дубарь, и торопиться не надо.