Книга Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

– Время сейчас неспокойное, неизвестно, что будет с нами завтра. Если начнется грызня между родами и у нас будет нужда, ты сможешь привлечь на нашу сторону хоть какую-то часть бывших воинов Есугея?

– Если хорошенько постараться, можно и все его войско целиком переманить, – не задумываясь, ответил ему Мэнлиг. – Исконного их вождя Есугея-нойона нет, а Таргудай им не хозяин.

«Так или нет на самом деле, еще неизвестно, – думал он при этом. – Но выбора нет, пока надо сказать так, чтобы ублажить этого нойона…»

После таких его слов Хара Хадан дал ему право кочевать рядом с его родом на равных со всеми, не требуя ничего взамен. И Мэнлиг, заняв небольшое урочище по реке Сариг на северной окраине джадаранских владений, зажил здесь тихо и незаметно.

Жил он в своем стойбище замкнуто, почти не знаясь ни с кем, не пытаясь сблизиться ни с нойонами джадаранов, ни с их харачу. Нукеры, пришедшие с ним, были воины отборные, им же самим обученные, и свое небольшое владение с табуном лошадей и дойными коровами от случайных разбойников они могли отстоять, а с окрестными куренями и айлами они не враждовали.

Отойдя от борджигинов, Мэнлиг теперь издали следил за тем, что у них делается, узнавая все новости от Кокэчу. После того, как сын своим не по-детски мудрым советом помог ему избавиться от участия в спорах между киятами и тайчиутами, Мэнлиг окончательно отбросил свое отцовское пренебрежение к нему, как к малолетнему своему отпрыску, и теперь смотрел на него как на равного, чутко прислушиваясь к его словам, вдумываясь в привезенные им новости.

Часто они вдвоем обсуждали то, что происходило в племени, и случалось так, что, разбирая какое-нибудь событие, Мэнлиг поначалу сердито отвергал мнение сына как нелепое заблуждение молодого ума, но позже вынужден бывал изменить свой взгляд и согласиться с ним. Так и о нынешнем положении поначалу у них вышло несогласие: сам Мэнлиг считал, что распад киятов и усиление тайчиутов под знаменем Таргудая уже надолго определило расстановку сил в степи. Ему казалось, что тайчиуты после долгого противостояния с киятами, наконец, взяли верх и теперь окончательно утвердились во власти, а кияты безнадежно опустились в низы, откуда им теперь не выбраться. Кокэчу с ним не соглашался, говоря, что Таргудай едет на хромом коне и тот не выдержит долгой скачки. Прошло три месяца, и Мэнлиг снова убедился в правоте сына: все так и вышло, как тот говорил – выборы на ханство, ожидаемые всеми, почему-то не случились, многие крупные рода отшатнулись от тайчиутов и положение осталось прежним: ни единого хана в племени, ни согласия между родами, все та же глухая вражда, борьба за пастбища, а угон табунов и разбой в степи будто еще участились.

Когда на нынешнюю племенную облаву, как сообщил ему Кокэчу, не собралось и половины ожидаемого народа, Мэнлиг окончательно понял, что тайчиуты не способны быть вожаками.

– Кто же теперь поднимет знамя? – спросил Мэнлиг у сына. – Что ты об этом думаешь?

– Знамя поднимут снова кияты, – ответил тот.

– Эти? – изумился отец. – И кто же из них?

– Тэмуджин.

Тогда Мэнлиг надолго задумался. И вправду, многое говорило в пользу малолетнего сына Есугея, выдавало в нем нутро истинного вождя. Сначала он отказался отдавать Даритаю отцовское знамя, запретил своей матери выходить за него замуж, не побоявшись остаться один против всех своих сородичей – одно только это прямо указывало на то, что человек он будет необычный. Позже по всему племени пронесся слух, что дети и жены Есугея прогнали посватавшегося к Оэлун Таргудая, а оставшись одни, перекочевали на заповедное урочище у Бурхан Халдуна, где до этого не то что ставить стойбище и жить, а просто трогать что-либо люди не решались. Затем они спрятались в хамниганском лесу, и не только избежали ссоры с ними, хотя хамниганы очень не любят, когда монголы слишком далеко забираются в их дебри, считая себя исконными хозяевами тайги, да еще заручились от них поддержкой…

А когда в начале лета Тэмуджин и двое его братьев приехали в стойбище Мэнлига за отцовскими меринами, смело проделав трехдневный путь по открытой степи, они не выглядели загнанными зверями, какими он ожидал увидеть их и какими обычно смотрятся люди, вынужденные скрываться. Наоборот, было видно, что они прочно стоят на земле и не собираются гнуться перед кем бы то ни было. Тэмуджин ни словом не намекнул на то, что он, Мэнлиг, не сдержал своего слова, данного его отцу защищать их, наоборот, он был весел и приветлив с ним. Поговорив о том, о сем, порасспрашивав о новостях в степи, он поблагодарил его за меринов и уехал. А под конец лета этот Тэмуджин убил своего брата. И на суде старейшин, устроенном Таргудаем, отказался признать вину и до конца отстаивал свое право казнить подвластных.

Поразмыслив обо всем этом, Мэнлиг еще раз признал правоту сына: Тэмуджин тот человек, который сможет стать вождем всего племени – ханом.

– Но ему надо еще и выжить, – высказал он свое сомнение сыну. – Он теперь в руках у Таргудая, а тот, хоть и не мудрец и трезвым бывает только через день, не совсем уж слеп, чтобы не видеть, какой волчонок перед ним растет…

– Нам надо сделать все так, чтобы Тэмуджин выжил, – ответил ему Кокэчу. – Это надо и всему племени, чтобы оно окончательно не распалось, не развеялось пылью среди татар и меркитов. Надо потихоньку объяснять это людям, тем, кто поумнее и в нужное время могут повести народ… А нам, людям рода хонхотан, только с Тэмуджином и по пути, потому что он единственный, кто сможет взять в повиновение остальных нойонов…

– Ты мыслишь мудро, – окончательно согласился Мэнлиг с сыном и спросил: – Только как мы сможем его вызволить из рук Таргудая?

– Об этом сейчас и думают наши старшие шаманы, – сказал Кокэчу. – Говорю это только тебе, как отцу. Пока мы ограждаем его от прямых опасностей и ждем, когда придет благоприятное время.

– А что говорят боги?

– Боги не согласны между собой, наверху об этом идет большой спор. Восточные боги за то, чтобы наслать на монголов еще большие беды, усилить грызню между ними, чтобы они ослабели вконец и попали в рабство к другим племенам. А западные хотят сохранить Тэмуджина, чтобы он потом взошел на трон и поднял свое племя. Чем это закончится, говорят, знает сейчас лишь одна Эхэ Саган, прабабушка западных и восточных богов, но она на наши призывания не отвечает, слишком высоко до девятого неба, а на нижних небесах от войны и спора шум такой, что нельзя докричаться…

– Но мы должны что-то делать, чтобы помочь сыну Есугея? – нетерпеливо спросил Мэглиг.

– Нет, Тэмуджин должен пройти все сам, – сказал Кокэчу. – Если начнем его спасать, то этим мы выступим против восточных богов, разозлим их, а это опасно и для нас и для Тэмуджина. Западные боги должны сами решить спор с ними и дать нам знак, тогда уж и люди должны будут пошевелиться, особенно вы, воины Есугея. Хорошо бы намекнуть всем вашим, чтобы они пока не слишком связывались с тайчиутскими нойонами и ждали знака от нас, шаманов.

– Это я сделаю, – обещал Мэнлиг сыну.

* * *