Книга Деньги дороже крови - Владимир Гурвич

— Ах, вот вы о чем, — сделал я вид что только теперь догадался. — Я в самом деле спас Подымова, а что мне оставалось делать. Я сюда приехал не убивать, а совсем с другим поручением.

— Да никто вас и не просил убивать, и без вас бы все сделали. А скажите на милость, что теперь делать мне. Эту неудачу спишут на меня. Вы понимаете, что со мной будет, когда там узнают. А узнают они совсем скоро.

— Получается, что это вы направили убийцу, — заметил я.

— Да не я, я лишь выполнял поручение. И что я буду сообщать. О я несчастный, мне конец! — Внезапно Семеняка упал передо мной на колени. — Спасите меня, только вы один можете спасти.

— Встаньте! — Чтобы немножко успокоиться и привести мысли в порядок я взял со столика сигарету и закурил. Затем сел в кресло.

— Я подумаю, как вам помочь, если вы мне скажите, чей приказ вы выполняли.

— Будто вы не знаете. Да и зачем произносить имена.

— Если я спрашиваю, значит нужно. Иначе я сейчас замолчу. И выпутывайтесь, как хотите.

Семеняка обреченно посмотрел на меня.

— Мне приказал организовать убийство Михаил Маркович, — едва слышно проговорил, вернее, прошептал он.

— А Кириков?

— А Кириков послал вас, — вдруг оскаблился Семеняка.

— Почему Фрадков решил убить Подымова?

— А он написал про него серию очень оскорбительных статей. Он его сравнивал в них с пауком, который ловит всех в свои сети. а потом безжалостно сосет кровь. Он так и назвал этот цикл «Паук». Очень здорово написано, у нас весь город неделю гудел. Вот с тех пор…

— Понятно. А где сейчас киллер?

— У меня дома сидит, Вчера прибежал весь перепуганный, дрожал, как промокший кот. А когда он рассказал, как все произошло, я тоже стал дрожать. — Помогите, умоляю вас, — неожиданно плаксивым голосом произнес Семеняка.

Я задумался. Пожалуй, в этом вопросе мы с Семеняком союзники. Нам одинаково невыгодно, чтобы наши боссы узнали правду про то, как развивались тут события.

— У нас есть единственный выход, как выбраться из этой западни.

Семеняка аж весь подался вперед.

— Какой? — с надеждой спросил он.

— Надо избавиться от вашего друга. Навсегда.

— Избавиться? — переспросил Семеняка. — Вы имеете в виду убить? — с придыханием произнес он.

— Вы правильно меня поняли. Причем, не просто убить, он должен исчезнуть, так чтобы его никто и никогда бы не нашел. Вы ему уже заплатили?

Семеняка кивнул головой.

— Как было оговорено, аванс.

— Вот и мотив. Получив аванс, он решил вместо того, чтобы марать руки, смыться и жить себе тихо и спокойно. Благо есть на что. А мы спишем неудачу с покушением на него. Пусть отвечают те, кто предоставил такого некачественного киллера.

— Но как я его… — оторопело от такого предложения произнес Семеняка.

— А вот это, извините, не мои заботы. Не я же буду это делать. Разве здесь трудно найти людей, которые за плату согласятся выполнить эту работу.

— В общем, не трудно, — согласился Семеняка.

— Послушайте, с временем у нас большая напряженка. Если он сообщит обо всем первым, вам крышка. Нужно приступать немедленно.

— Да, я понимаю, — покорно произнес Семеняка. — А как же Подымов, — вдруг встрепенулся он, — он же не только расскажет, но и все опишет в своей мерзкой газетенке.

— Не расскажет и не опишет. Вчера вечером после покушения я заставил его дать обещание, что он не будет обнародовать этот случай. Он обещал. Вы считаете ему можно верить?

— Ему можно, — убежденно проговорил Семеняка.

— Тогда идете и занимайтесь делом. Вряд ли у вас есть на все про все больше двух часов.

Семеняка вылетел из номера. Я же закурил новую сигарету и перевел дух. Совесть меня не тревожила, этот киллер вполне заслуживает того наказания, которое я ему определил. Если бы в тот поздний вечер я бы вышел из редакции на пять минут раньше, то не встретил бы его, и Подымов был бы сейчас мертв. А такие парни, как он, более чем кто-либо достойны того, чтобы жить.

Все оставшееся до вечера время я в основном спал, прерывая сон лишь на то, чтобы спуститься в ресторан гостиницы и поесть. И еще я прислушивался к шагам в коридоре — не пришла ли Царегородцева. Наконец я действительно услышал ее легкую поступь. Выждав некоторое время, чтобы она привела бы себя в порядок, я постучался в ее дверь.

Она впустила меня в номер.

— Как ваши дела? — спросил я.

— Не очень, — неохотно призналась она. — С финансами на комбинате царит полный произвол. А у вас?

— О, у меня отлично! Сколотил команду наших сторонников, теперь тут будет вестись контрпропаганда по всем правилам этого жанра. Посмотрим чья возьмет.

— Я рада, — проговорила она, однако в голосе признаков радости я что-то не услышал.

— Да, кстати, — сказал я, — один местный журналист по фамилии Алексей Подымов пригласил нас с вами на небольшую экскурсию. Он намерен нам показать, как живут местные работяги.

Царегородцева несколько мгновений молча смотрела на меня. Почему-то я проникся уверенностью, что она откажется меня сопровождать. Вряд ли ее могут заинтересовать такие скучные вещи, как жизнь местной голытьбы.

— Я согласна. Когда идем?

— Скоро. Сейчас позвоню этому Подымову, и он зайдет за ними. Его редакцию расположена всего в двух кварталов отсюда.

— Хорошо, я пока приготовлюсь.

Это был знак, что мне пора уходить. Что я, хотя и с большим сожалением, но сделал.

Эту экскурсию, если ее можно так назвать, я не забуду до конца своей жизни. Причем, сразу по нескольким причинам. Такого отчаяния, такой нищеты я мало видел в своей жизни. Некоторые люди были по-настоящему изнемождены, а дети — типичные рахиты. Это было не просто страшно, я даже затрудняюсь подобрать название тому, что я испытывал. Скорей это была смесь отчаяния, потрясения, возмущения, ненависти к тем, кто довел честных и трудолюбивых работников до такого ужасного, в общем нечеловеческого, состояния.

Но не мне сильным было мое впечатление от Царегородцевой. По мере того, как мы переходили от одного дома к другому, от одной семьи к другой, ее прекрасное лицо становилось все более бледным, пока не стало просто каким-то мертвенным. Временами мне даже казалось, что от страшных впечатлений она вот-вот потеряет сознание.

По ее предложению мы зашли в магазин и выложили в нем всю наличность. Зато нагрузились консервами, конфетами, пакетами с фруктами, а также игрушками для детей. И в каждом доме оставляли такой подарочный набор.

Однако брали его не слишком охотно, люди явно стеснялись своей нищеты. И если бы не сопровождавший нас Подымов, нас просто бы выгнали. А то и сделали с нами кое-то и похуже.