Книга Абсолем - Саша Глейзер

Двери раскрылись, и мне в глаза ударил яркий аварийный свет. Кругом сновали жёлтые фигуры — охранники, моментально заполнившие этаж. Кто-то из них заметил меня.

— Иван Павлович, стойте, вам туда не нужно!

Я отпихнул его, словно малого ребёнка. Не знаю, откуда во мне в тот момент взялось столько сил.

— Держите Корсакова, не пускайте! — это кричал Натан Ор.

Но я уже увидел тело. Бросив один лишь беглый полусумасшедший взгляд, я понял — Дмитрий мертв. Неестественный излом тела, широко раскрытые глаза, остекленело уставившиеся в одну точку, не оставляли никакой надежды. Вскрытие потом показало, что его голова была повёрнута на сто восемьдесят градусов одним мощным движением. Это можно сделать единственным способом — обхватить за верхнюю часть и резко повернуть, сломав позвонки и разорвав мышцы. Вы ведь уже догадались, что лишь один чел… одно существо обладало подобной физической силой. Но даже в тот момент, склонившись над мёртвым сыном, я не мог до конца поверить, что это сделал Дино. Что могло спровоцировать?

— Где София?

Я выпрямился и посмотрел на Натана. Тот развел руками. И тут меня прошиб холодный пот. Я всегда был реалистом и прагматиком. Мой мозг уже впитал, записал и смирился с информацией о том, что сын мёртв и его не вернуть. Но София-то? Моя девочка, которую я любил как дочь…

— Немедленно заблокировать все выходы, — сказал я руководителю охраны.

— Мы не имеем права — существует вероятность, что мы заблокируем людей в одном секторе с опасным объектом.

Я сделал шаг вперёд, схватил человека, стоявшего передо мной, за жёлтые лацканы и приподнял.

— Немедленно исполнять, — процедил я.

Даже не пытаясь вырваться, тот беспомощно посмотрел на Натана. Ор подскочил к нам и с трудом разжал мои руки:

— Иван, успокойся. Это их работа. У них есть утверждённые инструкции. Ты же прекрасно знаешь — только первые пятнадцать минут, чтобы не дать сбежать объекту. Если за это время мы не перехватили его, то обязаны разблокировать все сектора.

Конечно, я это прекрасно знал, ведь я был одним из тех, кто составлял и утверждал эти правила.

— Какого… — я постарался взять себя в руки, — почему его не сумели поймать и ликвидировать за это время?

Натан Ор покачал головой:

— Иван, ты же понимаешь, что были брошены все силы. Сейчас охрана прочёсывает здание.

Я прекрасно осознавал, что это бесполезно. Если Дино не поймали в первые минуты, то теперь его и подавно не найдут. Он уже был далеко отсюда. Ведь отныне он был демон разумный — абсолем. Конечно, в тот момент я не мог мыслить до конца объективно. На моих глазах тело моего единственного сына упаковали в чёрный мешок. Я шел следом за каталкой, пытаясь понять, что делать дальше, где София, жива ли она, что Дино… как жить дальше… Все путалось, мысли перескакивали с одного на другое, как испуганное скользкое земноводное. Такие же мерзкие, холодные, серые. Беспросветные.

Уже позже я анализировал: ни одна камера не зафиксировала момент нападения, все они были отключены. Это мог сделать только тот, у кого был высший допуск. Неужели сам Дмитрий? Но зачем? Что у них там произошло? И опять же самое главное, где София? У меня была такая потребность узнать, где эта девочка, что с ней… Впервые в жизни я ощутил жжение где-то глубоко внутри, страшный зуд, потребность обратиться не к кому-то из окружающих, а к чему-то высшему, кто точно услышит и поймёт, и в тоже время я жаждал интимности этой беседы. Меня раздирали противоречия. Как пеликан, я готов был расклевать, разодрать свою грудь и положить своё трепещущее сердце перед тем, кто утолит мое желание. И в этот момент пришло осознание, что это боль. Боль не сердца, но той части нас, которую мы давно считаем мифом, — души. Как же она стенала от всего пережитого. Я мог заглушить всё убойной дозой криодора, но мысль о той омертвелости, которая вновь покроет меня непробиваемой бронёй, сводила с ума. Мне было до жути больно и горько, но то было настоящее, естественное, природное. Именно то, что и должен ощущать человек, потерявший ребенка. И криодор, который частично избавил бы меня от горя и боли, был бы предательством по отношению к сыну. Я должен был оплакать его в полной мере…

Я знал, что окружающие начали считать меня ненормальным. А я стал свободен. Подыхающим от горя, но свободным. Они поставили меня на учёт. Вы же знаете, что человек, добровольно отказывающийся от приёма криодора, обязан сообщить об этом своему врачу. Вы думаете, это остается между вами и вашим доктором? Врачебная тайна? Как бы не так! Он тут же сообщает об этом в медсектор Лиги, который незамедлительно вносит несчастного в особый список. С этих пор человек находится под незримым колпаком Лиги. Я знаю это. Я же работал в этой системе, не забывайте. Я был свидетелем, как мои коллеги передавали соответствующую информацию в Лигу, и я считал это нормальным, ведь Лига — это Закон. Много позже, когда криодор окончательно вышел из моего организма, я понял, что благодаря этому лекарству Лига пытается контролировать людей, лишить их бурных эмоций и страстей, делающих массы сильными и недовольными. Вместо этого люди счастливы и удовлетворены. Вы скажете, что плохого в том, что люди полностью довольны своей жизнью? Вы, безусловно, правы, но с другой стороны, они ведь не ощущают эту жизнь в полной мере, а человеческое существование — это не только счастье и довольство.

Я начал много размышлять на эту тему, много читать, причем я искал книги старого времени: лишь они, да и то не все, могли хоть как-то утолить мою страсть и любопытство. Я пытался найти информацию про одну старую сферу жизни человека — веру. Я по крупицам собирал все знания, которые можно было добыть. И мне становилось легче. Я что-то обретал. До сих пор этому нет названия. Лишь сам для себя я могу объяснить, что это и для чего, но другому человеку — никогда. И не потому, что не хочу, а потому, что слов не подберу, не сумею.

Когда я понял, что готов, я приступил к чтению главной книги своей жизни. Вы даже не представляете, чего мне стоило найти её. Она не значилась ни в одном хранилище мира, я изучил все красные списки — бесполезно. Я связывался с коллекционерами, но большинство из них даже не подозревали о ее существовании. И когда я уже было отчаялся разыскать ее, ко мне постучали в дверь. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». В дверь ко мне постучали. Я никого не ждал и не желал никого видеть, а потому встретил гостя не самым любезным образом. Но он не обиделся и не ушел. Он понимал, что человек, который ищет подобную книгу, делает это не просто так.

— Я слышал, вы ищете Библию? — тихо и устало проговорил он, оглядывая мое жилище. — У меня она есть. Я могу отдать её вам, если у вас всё ещё есть в ней потребность.