Книга Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939-1945 - Майкл Масманно

В связи с этим интересно отметить показания свидетеля Альберта Гартеля, служившего в немецкой тайной полиции в Киеве. Он рассказал, что командовавший в то время эйнзатцгруппой С генерал СС Томас «отдал приказ, в соответствии с которым все те, чья совесть не могла смириться с выполнением подобных приказов (по его собственному выражению, слишком мягкотелые для этого), подлежали возвращению в Германию или переводу на другую работу. Тогда Томасу пришлось отослать целый ряд офицеров обратно в рейх, так как они оказались недостаточно твердыми для выполнения возложенных задач».

Обвинитель Уолтон спросил у Гартеля: «Вы хотите сказать, что, если Томас узнавал об этом, он отправлял офицера домой, не так ли?»

«Ему пришлось бы отправить его домой с характеристикой: «не подходят для выполнения задачи из-за чрезмерной мягкости». В целом ряде случаев Томасу действительно пришлось отправлять своих подчиненных обратно в Германию».

Получалось, что заявления таких подсудимых, как Брауне или Клингельхофер, о том, что было бессмысленно просить освободить их от подобной работы, не соответствовали действительности. Они просто даже не пытались сделать это. И их заявление вовсе не снимало с них вины. То, что они даже не попытались добиться своего освобождения от выполнения своей преступной работы, только подтверждало вывод о том, что эти люди не испытывали настоящей потребности в этом. Даже профессиональный убийца может не испытывать удовольствия, убивая свои жертвы, но выполняет свою работу профессионально и эффективно, так как за это ему полагается награда.

Эйхман без особого труда мог бы добиться своего перевода с должности руководителя отдела (подгруппы) IV В4, если бы действительно хотел оставить этот дающий огромную власть пост. Все, что ему нужно было для этого сделать, — это откровенно переговорить со своим руководителем Кальтенбруннером, который к тому же был его земляком и покровительствовал Эйхману с самого начала службы в СС, и попросить о переводе в другое подразделение. И это было бы сделано. Но, как свидетельствовал, например, комендант концлагеря Аушвиц Рудольф Хёсс, Эйхман был одержим идеей истребления евреев.

В выполнении приказа Гитлера Эйхман и любой нацистский чиновник видели путь к большей власти, менее обременительной службе, яркому мундиру, большому сияющему автомобилю, новым почестям и большему количеству коллег-сослуживцев более мелкого ранга, трепещущих перед его величием. Тщеславие, высокомерие и жадность были теми побудительными причинами, которые двигали руководителями нацистов в их пути по дороге преступлений против человечества. Прикрываясь лозунгами о славе и крови, они готовы были участвовать в массовых убийствах, грабежах, воровстве, похищениях, пытках и даже выполнять указания хоть самого дьявола.

Эйхман никогда не отказывал себе в удовольствии потешить свои самые низменные инстинкты, удовлетворить любые желания, прихоти и капризы. Он разъезжал по Будапешту в машине-амфибии, которую любил с воем сирен направить прямо в реку, чем вызывал восторг собравшейся на берегу публики.

Комендант лагеря уничтожения Треблинка продемонстрировал Эйхману небольшую бронированную полугусеничную машину, которая очень его заинтриговала. Эйхман сел за руль и опробовал машину в поездке вокруг территории лагеря. В своей речи генеральный прокурор Хаузнер, вспомнив об этом эпизоде, с грустью заметил: «Можно только представить себе, сколько евреев (далеко не только евреев. — Ред.) подвергли умервщвлению в то время, как Эйхман совершал свою прогулку вокруг лагеря смерти».

Организовав процесс уничтожения людей и управляя им, Эйхман взобрался на самые верхние ступени власти, что при других условиях было бы недоступно человеку с заурядным образованием и посредственными способностями. В Нюрнберге я спросил у генерала Шелленберга, нравилось ли Эйхману делать все то, что, как потом утверждали, он успел совершить. Шелленберг ответил:

«Эйхман получил все, что мог желать человек с его сверхчеловеческой практичностью и чувством тщеславия. Невозможно вообразить себе ту грань, за которой все его желания не могли бы быть удовлетворены. Он ездил в больших лимузинах, у него были подобострастные адъютанты. Он мог себе позволить иметь роскошные апартаменты в различных городах, в том числе в Париже, Вене и Будапеште, где он содержал своих многочисленных любовниц. Он мог себе позволить сколько угодно шампанского, он мог даже купаться в нем.

Кроме того, он пребывал в состоянии постоянного опьянения, не от шампанского, а от крови. Он наслаждался неограниченной властью убивать людей, которых с детства ненавидел. И наконец, не последним преимуществом в его положении было то, что, будучи подполковником, он имел больше шансов избежать возмездия в случае поражения Германии, чем генерал. Эйхман был настоящей лисой».

Была и еще одна причина, по которой офицеры эйнзатцгрупп держались за свои должности: это спасало их от участия в настоящих боях. На фронте им противостоял бы вооруженный умелый и агрессивный противник; в окопе всегда существовал шанс стать жертвой осколка артиллерийского снаряда. Но там, где действовали эйнзатцгруппы, не было окопов. На их фронте были лишь длинные рвы, вдоль которых стояли беспомощные жертвы в ожидании выстрелов, на которые они не смогут ответить.

Можно предположить, не вдаваясь в долгие раздумья, что если бы за всю историю эйнзатцгрупп был хотя бы один офицер или солдат, который понес ощутимое наказание за то, что отказался выполнять приказ фюрера, то подсудимые, которые вместе представляли Bice структуры эйнзатцгрупп, конечно, знали бы об этом. Но в течение семи месяцев судебного процесса не было упомянуто ни одного случая, когда за отказ выполнить этот приказ кто-либо был наказан. Напротив, появились многочисленные свидетельства того, что неповиновение или уклонение от выполнения данного приказа фюрера оставалось практически без последствий. (Автор не прав. За невыполнение приказа в германских вооруженных силах и других формированиях карали жестоко даже в начале войны, а позже была гарантирована смертная казнь. — Ред.)

Здесь уместно вспомнить слова Носке о том, что, если бы он получил приказ расстрелять 500 ни в чем не повинных евреев, он был бы вынужден сделать это. Позже он привел в качестве доказательства следующий эпизод. Как-то во время прохождения службы в Германии его отправили в командировку в Дюссельдорф, где руководители СС и полиции поручили ему собрать всех евреев и полуевреев, проживавших в той местности, для их казни. Носке заявил, что он опротестовал приказ, который в конце концов был отменен. По крайней мере, никто больше не требовал от Носке его выполнения. Может быть, причиной протеста со стороны Носке было то, что у большинства этих людей один из родителей был немцем. Тем не менее его категорический отказ повиноваться приказу продемонстрировал (вопреки тому, что заявляли подсудимые), что офицер германских вооруженных сил мог протестовать против приказа руководства и не быть за это расстрелянным. Несмотря на то что подсудимый прямо отказался расстреливать в Дюссельдорфе людей, у каждого из которых одним из родителей был еврей, его самого не только не расстреляли, но и не наказали.

В подобных ситуациях Эйхман действовал совсем не так, как Носке. Представленные во время судебного процесса над ним в Иерусалиме документы свидетельствовали, что в период оккупации Голландии Германией он настаивал на том, чтобы к наполовину евреям относились так же, как к чистокровным евреям. В германской армии против этого выступили многие высшие командиры, так как это означало бы потерю тысяч солдат, сражавшихся за Германию. (В числе вражеских солдат, попавших в советский плен с 22 июня 1941 по 2 сентября 1945 г. (всего 4 172 042 человека) оказались и евреи — 10 173 человека, и цыгане — 383 человека. (Военно-исторический журнал. М., 1991, № 9. С. 46). — Ред.) На Нюрнбергском трибунале, а также на судебном процессе в Иерусалиме было ясно доказано, что аргумент, будто бы кому-то приходилось убивать гражданских лиц для того, чтобы самому избежать смерти, является (за редкими случаями исключений) сфабрикованным. Генерал СС Эрих фон дем Бах-Зелевски, с которым я разговаривал после войны в Нюрнберге, сказал мне, что за все те годы, когда он был профессиональным солдатом в Германии, ему ни разу не приходилось слышать о том, что кто-то из военнослужащих был расстрелян за то, что попросил освободить его от участия в расстреле безоружных гражданских лиц. В марте 1961 г. он подтвердил свое заявление перед Мюнхенским судом, где сказал: «Я знаю людей, которые не желали принимать участия в расстрелах и которые не участвовали в них. Но я не знаю ни одного случая, чтобы за отказ участвовать в таких акциях солдат расстреливали».