Книга Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, вы думаете, что гендер – это только то, что в голове? – спрашиваю я.
– Я это знаю. Дело в том, как мы развиваемся.
– Но разве мы не рождаемся с чем-то таким, что нас разделяет? Помимо самого тела?
– Нет! – Шукрия решительно качает головой и указывает на себя: – Я испытала это на себе. Научиться можно всему. Все это в голове и в окружающей среде. Как иначе вы можете объяснить мой случай?
Сетарех поворачивается ко мне, ожидая ответа, чтобы перевести его Шукрии. Я качаю головой. У меня его нет.
В этот день мы сидим в маленькой, скверно пахнущей комнатенке в задней части ресторана, где провели с Шукрией не один десяток вечеров. Мы отделены от мужчин, которые возлежат на коврах, куря кальяны и поедая кебаб из курицы, по другую сторону тонкой стены.
Женщины редко бывают в этом ресторане, объяснил нам его нервный владелец. И снова нас пустили в комнатку-склад рядом с мужским туалетом – женского здесь нет. Если бы несколько задрапированных в черное гостий были обнаружены излишне близко от мужчин, это могло бы стать причиной краха всего заведения. Но ресторанчик расположен по пути от больницы до дома Шукрии, и его «секьюрити» превосходна, как она убеждена. Она еще не знает, как и мы, что пару месяцев спустя воздух за его стенами наполнится снарядами, летящими из минометов и гранатометов, нацеленными в расположенное по соседству посольство США.
Меню отпечатано на дари и английском, вероятно, ради соседства с посольством, и предлагает разнообразные варианты пиццы «по-амрикански»: названия пестрят орфографическими ошибками, так что с трудом догадываешься, о чем идет речь. Обычно мы ограничиваемся чаем и тортом с кардамоном.
Я поднимаюсь с пола, чтобы встать напротив Шукрии.
– Ладно, тогда превратите меня в мужчину, – говорю я. – Если вы думаете, что человек может так переключаться. Покажите мне, как это делается. Научите меня.
Шукрия несколько секунд смотрит на меня. Потом поворачивается к Сетарех. Льется поток слов; Сетарех едва поспевает за объяснениями Шукрии.
Шукрия объясняет, что она наблюдала за мной несколько раз, в больничном саду. Хотя стиль мне подобрала Сетарех, и она же упорно тренировала меня в скромном, женственном поведении, люди по-прежнему пялятся на меня, когда я иду мимо них широкими шагами в своей чисто черной маскировочной одежде. Они разглядывают меня не только потому, что я явная представительница Запада, указывает Шукрия. Они смотрят на меня, потому что я разгуливаю по улицам так, словно я «хозяйка всего». Я хожу повсюду без мужа или отца. И когда мы разговариваем, отмечает Шукрия, я смотрю ей в глаза без всякой видимой стеснительности и эмоций. Я не хихикаю – мой смех более хриплый. И у меня, как у ребенка, нет косметики на лице, а на запястьях и пальцах рук нет никаких украшений. Шукрия снова быстро окидывает меня взглядом, потом опять обращается к Сетарех и говорит что-то извиняющимся тоном. Она просит не переводить ее слова точно, поскольку они могут прозвучать похожими на оскорбление. Но Сетарех уже тихо смеется, деликатно передавая мне смысл ее фразы:
– Она говорит, что вы уже мужчина. Она ничему не может вас научить.
Романтик
Шукрия
Это был самый болезненный момент на памяти Шукрии. Это также был миг, когда она впервые ощутила любовь. Шукрия поняла тогда, что она – женщина, хотя бы отчасти.
Процесс родов убедил ее, что в ней есть что-то женское, что у нее действительно женское тело, а может быть, и нечто большее. И это принесло чувство облегчения: возможно, она не все безвозвратно разрушила тем, что была мужчиной.
При всем том, что она пыталась усвоить и наблюдать – как одеваться, как себя вести, как разговаривать, – ей, наконец, не нужно было беспокоиться о том, что другая женщина поймает ее на ошибке.
Теперь у нее было доказательство: она – мать. Одна из них. Всего ей предстояло родить двух сыновей и одну дочь.
Как делаются дети – этот вопрос не так уж часто обсуждался в среде ее подруг. Ни одна не желала, чтобы ее считали излишне сведущей и готовой обсуждать все, что имеет отношение к «тайным местам» (это лишь один из многих эвфемизмов, которыми афганки именуют репродуктивные органы).
Секс в Афганистане – вне закона по определению: только брачный контракт превращает его в разрешенный акт между мужем и женой. Временами подруги Шукрии шутили насчет этой несчастной «обязанности» – быть в постели со своими мужьями. Мол, всем известно, «каковы эти мужчины». Некоторые мужья хотели заниматься этим чаще; другие настаивали только на чисто афганской четверговой традиции соития, когда рабочая неделя окончена и когда мужчины и женщины особенно тщательно моются и прихорашиваются перед наступлением пятничных молитв. Но Шукрия не осмеливалась спросить своих подруг о том, что считается нормальным, как положено ощущать действо, имеющее отношение к «тайным местам». Ни одна из ее подруг не упоминала, что наслаждается сексом, хотя всем им известно, что есть такие женщины, которым он доставляет удовольствие, – шлюхи с неестественными и непристойными желаниями. И, разумеется, иностранки – почти та же категория.
Собственная проблема Шукрии тоже всегда казалась ей чересчур странной, чтобы ее затрагивать. Ни одна из ее подруг не росла как мальчик, да и своих прежних друзей-мужчин она тоже не могла спросить, почему секс заставляет ее чувствовать себя «ничем». Она нервно смеется, пытаясь это описать:
– Я не могу дарить своему мужу любовь как женщина. Я пыталась, но, думаю, набрала в этой игре очень мало очков. Когда он прикасается ко мне, я чувствую себя некомфортно. Я просто вообще ничего не чувствую. Мне хочется его игнорировать. Когда он возбуждается, я не могу ему ответить. Все мое тело реагирует отрицательно.
На самом деле сжиматься от отвращения ее заставляет не физический контакт, а стыд: для нее неправильно быть в постели с мужчиной, пусть даже она его жена.
– У меня нет таких чувств, которые другие женщины испытывают к мужчинам. Не знаю, как объяснить это вам…
Она в нерешительности смотрит на нас.
– Иногда мне очень трудно быть в постели с моим мужем, потому что он мужчина. Думаю, я тоже мужчина. Я ощущаю себя мужчиной внутри. И тогда я чувствую, что это неправильно – когда двое мужчин вместе.
Так, может быть, она – лесбиянка?
Шукрия ни в малейшей степени не оскорбляется и не смущается, когда, некоторое время походив вокруг да около, я, наконец просто задаю этот вопрос. Ей почти грустно признаваться, что она не испытывает тяги и к женщинам. Избегание женщин и воспитание глубокой убежденности в том, что они – слабый пол, не подарили ей никакого романтического влечения. Быть близкой с женщиной было бы тоже неправильно.
На самом деле она вполне уверена, что предпочитает мужчин женщинам в общем смысле:
– Мужчины сильны, строги. Женщины очень чувствительны. Я понимаю мужчин. Я очень легко их чувствую.