Книга По понятиям Лютого - Данил Корецкий

* * *

Цыганский барон Марчо Мороз ужинал в окружении семьи и друзей. Столовая занимала весь второй этаж его просторного дома, уставленный снедью стол размерами напоминал дорожку для забегов на короткие дистанции.

– Он мне такой: ты толкаешь наркоту, я знаю. Плати десятину, говорит. Заманчиво, говорю, очень заманчиво. А за что я должен платить? Нет, ну в самом деле. А он мне: мы тебя, говорит, кры-шу-ем! О! Слыхали такое слово?

Марчо раскатисто засмеялся, за ним подхватили остальные. Мужчины молодые и не очень, бородки, усы, кудри, модные нейлоновые рубашки всех цветов радуги.

– Это что такое, говорю. Это ты мне крышу починить хочешь или что? А он такой: это, говорит, мои люди будут охранять тебя, чтобы никто не обидел.

Марчо наклонился вперед и сделал комически-удивленное лицо. Смех клокотал в глотках гостей, готовый по первому сигналу барона снова вырваться наружу.

– Меня? Твои люди? У меня, говорю, одних только двоюродных братьев – дюжина, и каждый стоит пятерых, как ты. Ты кем себя считаешь, Кузьма? А он такой: я теперь смотрящий над всем районом! Меня, говорит, Студент поставил и три бригады мне дал! Бригады, вы слыхали?

От смеха звенит хрусталь, модный нейлон искрами переливается в ярком свете.

Чем окончился разговор между Марчо и Кузьмой, так никто и не узнал. С громким треском вдруг лопнуло оконное стекло, осыпало гостей осколками. На стол, прямо в блюдо с телячьими котлетами, уложенными корочка к корочке, украшенными кинзой и политыми нежным сливочным соусом, влетел булыжник, вмиг превративший котлеты в месиво, блюдо – в черепки, а сидевшего напротив родственника по прозвищу Красавчик (одного из тех самых двоюродных братьев) – в оштукатуренное горячим фаршем пугало.

Все вскочили. Одновременно. Бросились к окнам. Ругательства и проклятия сразу на нескольких цыганских диалектах – от венгерского до южнорусского – вылетели из десятка глоток, исполненные такой ярости, что походили на взрыв небольшой ядерной бомбы. И окна тоже взрывались одно за другим, навстречу летели новые осколки и новые камни.

– Я их вижу, Марчо!

Там, на улице, за забором. Много. Выстроились цепью, как расстрельная команда. Камни кучками лежат у ног. Темные куртки, поднятые воротники, темные лыжные шапочки. Не боятся, не убегают, работают молча. Дзынь-бах! В столовой шесть окон, уже ни одного целого. Посуда, вазы, стеклянный буфет, красивые картины с русалками и всадницами на противоположной стене. Кому-то камень попал в голову, кровью залито лицо, женщины убежали в другую комнату, но ярость мужчин кипит, никто не сдается, включая самого пострадавшего.

– На куски порежу, эй!!! Вы трупы, слышите?!

Слышат. Но камни летят в окна.

– Ну, я вас! – Марчо достает из шифоньера двустволку, переламывает, трясущимися руками вставляет патроны, бросается к окну.

Гости бегут к двери, к лестнице, они уже не смеются, почти у каждого есть нож, а у кого нет ножа, тот схватил со стола тяжелую мельхиоровую вилку или кочергу от камина. Заляпанный фаршем Красавчик тянется за столовым ножом с томно изогнутым лезвием, и его взгляд случайно падает на булыжник необычной формы и расцветки, лежащий среди битого стекла и остатков заливного осетра.

– Ромалэ! Здесь граната! – успевает крикнуть он, прежде чем воздух в столовой вскипел, оглушительно лопнул, и начиненный стремительными стальными осколками огненный шар разметал в стороны его и всех, кто не успел покинуть столовую.

Окна второго этажа осветились яркой вспышкой, наружу полетели огненные ошметки, из крыши вырвало кусок шифера – он шлепнулся на дорогу, рядом с Кузьмой, рассыпался на дымящиеся куски.

– Сделано. Уходим, – скомандовал Кузьма.

Раздался свист, где-то загудели моторы, вспыхнул свет фар. На дорогу вылетели два заляпанных грязью «Москвича», притормозили. Бригада мигом загрузилась, хлопнули дверцы, и машины будто сдуло с улицы.

Дом Марчо Мороза какое-то время после взрыва стоял, будто оглушенный, окутанный неживой, неестественной тишиной. И вот послышались крики и стоны, и женский плач, затрещал, загудел, завыл огонь. Разгорался нешуточный пожар.

* * *

Со временем Студент понял, что уже не всегда может точно различить, где кончается реальность и начинаются эти… видения, проекции, что ли… Не может же Лютый давать ему советы с экрана телевизора во время программы «Время»? Или мявкать по-человечески в облике невесть откуда взявшегося черного кота? А действительно ли он приходил ночью и сидел возле кровати в облике джентльмена начала века: черный фрак, белая манишка, черный цилиндр, тросточка с бронзовым набалдашником в виде головы льва? И при этом втолковывал, что все, решительно все граждане страны готовы отозваться на предложение сотрудничать с ним, Студентом… Все настолько реально и в то же время нереально, что голова идет кругом. И в жизни все невообразимо перепуталось.

Вот Рихтовальщик и Мичман, чемпионы города по самбо – один прошлого года, второй – пятьдесят восьмого, а с недавних пор еще и члены одной из речпортовских «бригад» – швыряют через бедро ментов на тренировке по милицейскому многоборью.

– Товарищ подполковник, вы ногу-то не тяните, иначе я ее сломаю к ебеням! Легче надо!

И менты, потные, уставшие, умотанные, всю неделю рыскавшие по городу в поисках – ну, пусть не конкретно Рихтовальщика, не конкретно Мичмана, а кого-то из их дружков по этой «бригаде» или другой, – менты слушаются их как отцов родных, и изо всех сил стараются не тянуть ногу, и покорно становятся в партер, когда скажут. А потом вместе идут в баню, вместе пьют пиво, а иногда и что-то покрепче. И вот кто-то кому-то несет на день рождения «пузырь» импортного виски, а кто-то – стиральную машину… И кто-то уже успел жениться на чьей-то сестре, и теперь они одна семья, ячейка общества, вместе решают проблемы, вместе думают о будущем. А как иначе?

Или другое. Директор спорткомплекса «Динамо» Маркелыч, а с ним рядом председатель городского спорткомитета, и какая-то шишка исполкомовская, которая отвечает за здоровье ростовчан, сидят в ресторане за одним столиком с Черепом, прикинутым в модный костюм, ловко орудующим столовыми приборами, говорящего уверенно и веско, с какой-то даже столичной ленцой. Что они там обсуждают, это неважно. На Черепа ноль внимания, Череп для них дальний родственник Маркелыча. Главное, что он оплатит и ужин, и такси, организует лучших девочек в Ростов-Доне – не лахудр портовых типа Клепки, а светлых чистых девочек с газельими глазами, – и всё это ненавязчиво, без суеты, все произойдет как бы само собой. А уж девочки постараются, чтобы вечер был незабываемым. В следующий раз эти шишки и председатели приведут с собой кого-то еще, а те – еще кого-то, и будет много-много незабываемых вечеров…

Или, скажем, третье. Капитан уголовного розыска Ляшковский – «мусор», мент, первостатейный, казалось бы, враг и соперник – теперь для него просто Миша, Миха. А он для Миши – просто Валик. В кармане у Миши (на руку не надевает, чтобы начальство не дразнить) тикают подаренные Валиком «Омега-Симастер» трехсотой серии. Миша, словно зачарованный, вечерами рассматривает каталоги швейцарских часов, Миша постепенно начинает понимать, что ничего невозможного в этой жизни нет. Будут и «Лонжин», и «Брегет», если он захочет. Будет новенькая «Волга», как у Валика. И двустволка с ореховым прикладом, с которой он будет ходить на кабана и на птицу. Ослепительные красавицы будут виться вокруг, озаряя его дни и согревая ночи… Миша, ты как насчет субботы – поохотиться?.. У нас тут пикничок намечается, Миш, ты не против?.. Слушай, старик, у подруги есть отличная банька с прорубью, махнем? Махнем. Не против. И насчет субботы – о’кей. Иногда капитан Ляшковский, правда, словно задумывается, собирает брови, смотрит на Валика удивленно, как человек, которому что-то примерещилось или он пытается что-то вспомнить. Что он видит перед собой в такие моменты – волчину-уголовника Студента? Друга Валика? Какой-нибудь швейцарский часовой механизм с турбийоном? К счастью, это быстро проходит, быстрее, чем успеет качнуться крохотный анкер в его «Омеге» трехсотой серии…