Книга Загадка лондонского Мясника - Тони Парсонс

В шеренге, что тянулась за пределы фотографии, семеро друзей маршировали вместе: Гай Филипс, Салман Хан, Бен и Нэд Кинг, Джеймс Сатклиф, Хьюго Бак, Адам Джонс. А рядом с королевой, хмуро смотревшей на Сатклифа, возвышался Перегрин Во. Судя по выражению лица, он готов был лопнуть от гордости.

– А теперь посмотрите сюда, – сказала Эди.

Она отложила в сторону один лист с фотографией, обведенной красным.

Ночь, в большом белом шатре идет вечеринка. В толпе снуют официанты с бокалами шампанского на подносах. Родители, мальчики, учителя и гости смеются и пьют. Праздник пятого мая удался. В глубине шатра я заметил парня и улыбающуюся девушку, которая стояла вполоборота к фотографу.

– Бен Кинг? – произнес я.

– Нэд, – поправила Эди. – Посмотрите внимательнее. Видите шрамы?

– А девушка?

Рядом с Кингом стояла хорошенькая блондинка, ее волосы были собраны в хвостик. Она отворачивалась, но камера успела поймать тень улыбки. Девушка выбрала слишком не подходящую для такого события одежду – футболку и джинсы.

Рен улыбнулась и покачала головой:

– Не знаю. Может, просто какая-то девчонка. Вы же говорили с Нэдом Кингом?

Я вспомнил вечер в Брайз-Нортон, когда капитан со своим полком отправлялся в Афганистан.

– Тогда убийства только начинались. Мэллори не давил на Кинга, тот ему понравился. – Я посмотрел в лупу на парня и девочку. – Мне тоже.

– С капитаном нужно поговорить еще раз.

– Монти, – сказал я. – А вы ходили в школу только на пятое мая?

Он кивнул и поднялся.

– Еще делал фотографии для документов. Снимал новых директоров, статую Генриха. Это же опора нашего туристического бизнеса. – Он склонился над кофейным столиком, не рискуя встать на колени. – И, конечно, могилу королевских собак.

Он постучал пальцем по старой картонной папке:

– Вот здесь.

В папке лежали глянцевые фотографии восемь на десять сантиметров. Портреты директоров: Авессалома Уайтхеда, занимавшего этот пост сейчас, и тех, кто давно отошел от дел или умер. А еще – снимки собачьей могилы, сделанные в разные времена года и при разной погоде.

Я взял две и сравнил. На одной, черно-белой, надгробие, забрызганное дождем, окружала нестриженая трава. На другой, цветной, было лето, траву аккуратно подстригли, камень блестел, отражая солнечные лучи.

Однако на этом различия не кончались.

– А куда делась надпись? – спросил я и поднял повыше черно-белый снимок.

На камне с летней фотографии она была, а на том, что вымок под дождем, – нет.

Мистер Купер улыбнулся. Эпитафию он помнил наизусть:

– «Братья и сестры, нельзя не сказать: собака способна вам сердце порвать». На старом надгробии этого и быть не могло.

– Почему?

– Да потому что могиле почти пять сотен лет. А стихотворение написал в начале двадцатого века Редьярд Киплинг. Старый камень буквально рассыпался.

– У вас есть другие фотографии? – спросила Эди.

Он усомнился, но все-таки нашел одну – с маленьким желтым бульдозером, стоявшим у треснувшего надгробия. На боку машины хорошо читалась надпись: «В. Дж. Хан и сыновья».

– Сначала никакой надписи там не было, – сказал Монти. – Или, по крайней мере, она начисто стерлась. Пять веков прошло, не забывайте. Но когда надгробие сменили, он решил добавить строчки из Киплинга.

– Кто? – спросила Рен.

– Директор, – ответил мистер Купер, потягивая виски. – Мистер Во сказал, что не хочет оставлять могилу без эпитафии.

Двадцать девять

Пока Эди Рен ела бутерброды с сыром в компании Монти, его жены и золотого ретривера, я поехал в Поттерс-Филд.

Близилась ночь, в школе было тихо, но главные ворота не заперли. Я оставил машину на парковке для персонала. В сумерках на спортивном поле виднелась чья-то фигура. Едва я направился к неизвестному, как вдалеке прогремел выстрел.

Стреляли из крупнокалиберного ружья. Казалось, что звук вобрал собственное эхо; когда оно стихло, я пошел дальше. В темноте здания школы выглядели заброшенными, трудно было поверить, что за их окнами находится целая тысяча душ.

Лен Жуков шагал по траве с чем-то вроде газонокосилки. Только приблизившись, я разглядел, что за стариком тянется длинная белая линия – он обновлял границу поля.

Я окликнул его, поднял руку.

– Не наступите! – предупредил Жуков. – Еще не высохло!

– Помните меня? Я детектив Вулф из Центрального управления.

Я потянулся достать удостоверение, но Лену было на него совершенно плевать:

– Помню, помню.

– Хотел уточнить кое-какие детали для нашего расследования.

Он даже не остановился. Мой голос тонул в шуме машины.

– Осторожней! – бросил Жуков через плечо по старой привычке покрикивать на мальчишек. – Уже темнеет, а я еще не закончил.

Я пересек двор, обогнул часовню и вышел на кладбище. По траве прокатилась волна шорохов. Передо мной проскочила белка и взлетела на дерево. Как раз когда я приблизился к могиле спаниелей, тишину разорвал еще один выстрел.

Я взглянул на эпитафию. «Братья и сестры, нельзя не сказать: собака способна вам сердце порвать».

От времени и сырости слова покрылись мхом. Я услышал за спиной шаркающие шаги и обернулся. По тропинке медленно шел Лен Жуков – решил проверить, что я тут делаю.

– Зачем приехали? – спросил он. – Посторонним в школу нельзя. Нужно предупредить о своем приезде, получить разрешение.

– Я как-то и не подумал, что эпитафии только сто лет, а самой могиле – пятьсот. Значит, надпись сделана в этом веке.

Он скривил губы, точно хотел сказать: и что с того?

– Просто удивляюсь, как я раньше этого не замечал, – продолжил я, будто сам с собой.

Прогремел выстрел.

– Такая уж у меня работа, Лен, – подмечать детали.

Он не сводил с меня глаз.

– А что это за стрельба? По-моему, двенадцатый калибр.

– Больше похоже на четыреста десятый. Вблизи он лучше, для стрельбы из укрытия. Там уничтожают грызунов и всякую мелочь. – Он вытер сведенные артритом кулаки о спецовку, заметил, что я смотрю на его руки, и спрятал их в карманы. – Крыс, кроликов, лисиц.

– Откуда вы, Лен?

Он нахмурился:

– Я вам говорил. Отсюда.

– Я имел в виду, где вы родились?

– В России.

– В России? Наверняка там вас звали по-другому.

– Лев. Почти так же.