Книга Улыбка Лизы. Книга 1 - Татьяна Никитина

– Сварю-ка я кофе, – бурчит Миша, покидая комнату.

– Было бы неплохо, – откликается Пол, собирая в аккуратные стопки разбросанные повсюду буклеты, альбомы и каталоги живописи позднего Возрождения.

Кофе-машину американец притащил в подарок ещё несколько месяцев назад, но Миша демонстративно её игнорирует. Он долго возится у плиты, регулируя пламя газовой горелки, отставляет турку в сторону и ждёт, пока осядет пена, затем возвращает на огонь. И так – до пяти раз.

Появляется Пол с недопитым кофе, выплеснув остатки в раковину, оставляет в ней чашки.

– А вот посудомоечной машины здесь нет, если ты этого ещё не заметил, – ехидничает Миша, не отрывая взгляда от пенящейся шапки.

– Да, да, разумеется, я сейчас вымою.

Пол подходит к мойке, встаёт рядом – плечом к плечу. Тишину прерывает шум льющейся воды из крана. Через открытое окно доносится смех детей во дворе. Лето. Миша добавляет в готовый напиток ложку холодной воды для оседания гущи.

– А какими проблемами занимается ваш институт? Если я правильно понял, это как-то связано со временем? – первым не выдерживает американец.

– Не совсем. В основном, проблемами адаптации человека к воздействию всевозможных экологических факторов.

– А «Зеркала»? Сеанс телепатической связи между Новосибирском и Филадельфией? Я читал об этом в нашей прессе.

Гостеприимным взмахом руки Миша предлагает ему расположиться за столом, разливает кофе, достаёт из холодильника початую коробку зефира в шоколаде.

– Пространство экранируется с помощью вогнутых зеркал. Считается, что именно они уплотняют энергетические потоки времени, как бы концентрируя его на себе. Многие видели хрономиражи прошлого, – рассказывает он.

– Людям только казалось, что они видели прошлое, или они на самом деле там были? – с улыбкой уточняет Пол.

Миша отвечает сдержанным смешком. Он понимает: внезапно пробудившийся интерес американца к его работе не более чем дань вежливости, заполнение словами пустоты, повисшей в кухонном пространстве. Пол продолжает:

– Я читал у Кипа Торна про кротовые норы и про то, что путешествия во времени не противоречат законам Вселенной.

– Искривление пространства-времени установил вообще-то ещё Эйнштейн.

– Я не совсем понимаю, как гравитация влияет на время, – признаётся Пол.

Он берёт со стола коробок со спичками, вытянув руку вверх, разжимает пальцы и подхватывает коробок другой рукой, демонстрируя знакомство с гравитацией.

– Искривление и гравитация – это одно и то же. Там, где есть гравитация, пространство всегда искривлено. Вот, смотри, – Миша натягивает край скатерти, – представь, что это пространственно-временной континуум, а это «гравитация», – он ставит на неё вазочку с сахаром. Полотно скатерти провисает под тяжестью гжельского фарфора, образуя складки и заломы.

– Примерно так, – говорит Миша, подхватив падающую вазочку, – и выглядит предполагаемое скрученное пространство-время с его межвременными червоточинами.

– …в которых исчезают корабли и самолёты? – улыбается Пол.

– Причём, заметь, исключительно американские, но об этом ты, пожалуй, баек знаешь поболе меня – вы, журналисты, мастаки сочинять истории, – усмехается Миша в ответ, но через минуту добавляет: – Хотя теоретически это возможно.

Пол с чашкой кофе встаёт из-за стола, отходит к окну, не спеша допивает и, не оборачиваясь, спрашивает:

– Значит, не исключено, что Лиза права?

Миша настораживается, ещё не понимая, к чему Пол клонит. Он чует подвох и не спешит с ответом. Пол, не скрывая беспокойства, возвращается к столу. Говорит излишне эмоционально, что, впрочем, не исключает возможности розыгрыша, думает Миша.

– В истории Леонардо, действительно, много непонятного. Возьми любое из его изобретений – все эти парашюты, велосипеды, подводные лодки, пулемёты, скафандры, подъёмные краны. Заметь, всё дилетантски недоделанное. Будто он что-то видел краем глаза или слышал, но устройство домысливал сам, и удивляюсь, что не изобрёл двигатель внутреннего сгорания, а то бы всё это ещё и поехало, – говорит Пол с тем коротким смешком, которым обычно сопровождают невысказанную фразу: «Конечно, это – глупость, но, согласись, что-то в ней есть».

– Уникальный по широте интересов и знаний человек, гений, а писал неграмотно, забывая о пробелах между словами, – продолжает Пол, – как слышал, так и писал. Разве не странно? На мой взгляд, объяснение простое: Леонардо плохо знал тосканский диалект – это не родной ему язык, и, скорее всего, он изучал его, общаясь с людьми. Понимаешь, о чём я? Подожди, хочу показать тебе кое-что, – Пол стремительно покидает кухню. Возвращается с объёмным буклетом «Кодексов Леонардо» и Пашкиной школьной тетрадкой.

– Смотри, – раскрывает он книгу с иллюстрациями из «Атлантического кодекса» и, пристроив рядом тетрадь, пальцем проводит сначала по строчкам корявой вязью средневекового гения, потом по Пашкиным каракулям. – Видишь? Особенно цифры. Обрати внимание: абсолютно одинаковые наклон, нажим и пробелы между буквами.

– Они же оба левши, – неуверенно возражает оторопевший Миша, но до него начинает доходить смысл происходящего – индуцированный бред. «Пол повторяет бредовые фантазии Лизы. А может, вовсе не она больна? Кто кого индуцирует? – его мысли хаотично скачут в поисках рационального решения. В любом случае, Пол поддерживает фантазии Лизы, значит, его необходимо изолировать».

Миша сосредоточен на дилемме – какой вариант выбрать? «Если бред исходит от Пола, то критическое разубеждение бесполезно, а если у него индуцированный бред, то он поймёт, что всё кончено и, возможно, уедет. Что ему ещё здесь делать? Нет, его надо нейтрализовать, – решает Миша, – американец должен узнать всё и как можно скорее, пока Лиза не вернулась».

Он поднимается из-за стола:

– Поехали! Я должен кое-что показать тебе. Едем прямо сейчас.

– А что происходит? – обескуражен Пол, вставая вслед за Мишей.

– Потом, всё потом. Едем.

– Ну если это срочно…

В такси тему Леонардо Пол не развивает. Едут молча: Пол чутко уловил Мишин настрой и солидарно выдерживает паузу.

Водитель притормаживает по требованию Миши в трёхстах метрах от автобусной остановки.

– Я заплачу, – роняет Пол, вынимая из заднего кармана джинсов роскошный бумажник. Он извлекает стодолларовую купюру и кивает таксисту:

– Хватит?

– В самый раз, – бросает тот небрежно.

«Держит фасон, наглец», – раздражается Миша – предложенная сумма в несколько раз превышает обычный тариф. Натруженная извозом рука таксиста тянется к хрустящей банкноте, но он категорично отводит руку Пола в сторону, достаёт из кармана пачку «деревянных», отсчитывает сумму, эквивалентную зелёной бумажке, и протягивает водителю. «Половина зарплаты», – мысленно вздыхает он. Таксист, пересчитав рубли, ухмыляется и по-свойски подмигивает: «Знай наших». На Мишу накатывает злость: и на таксиста, и на Пола, но больше всего на себя: за эту глупую купеческую замашку и за идиотскую ситуацию, в которую сам себя вогнал.