Книга Черный легион - Богдан Сушинский

— Вы предлагали ей остаться. И что же?

Перс подергал свисающую с правого уха золотую серьгу и вновь оскалил не тронутые временем и тленом клыки кровожадного самца.

— Я понял, о чем ты подумал, когда осматривал мой караван-сарай, князь. Князь… — повторил он, хитровато со-щурясь.

— Не столько караван, сколько сарай.

— Так это та женщина, которую мы, князь?.. — вмешался Тирбах, уловив тот момент, когда словесная дуэль вот-вот должна была завершиться схваткой.

— Она, барон. Красным Алина попалась с фальшивыми документами. Настоящие остались в Саратове. А добралась к себе, благодаря справке с места жительства, которую добыл для нее у проезжей колхозницы вор в законе поручик Рад-чук.

Перс согнал с лица ухмылку и внимательно прислушивался, не понимая толком, о чем они говорят. Воспоминаниями о своем аресте Фельдшер с ним не делилась. Но и так становилось ясно, что Курбатова и Алину связывают особые отношения.

Князь тоже не был предрасположен к воспоминаниям. Но не вспомнить Алину он не мог. После похищения из-под ареста девушка пробыла с ними всего один день. Прежде чем убить машинистов и пустить эшелон под откос, они сумели воспользоваться справкой, которую Радчук выкрал у какой-то приглянувшейся и подсевшей к нему в вагон молодки, и отправили Алину проходящим пассажирским поездом. Их бродячая жизнь оказалась явно не для нее, несмотря на то что в разведшколе ее готовили ко всему, в том числе и к жизни в подполье. Теперь Курбатов мог сказать себе, что отправили они Фельдшера очень вовремя.

— Как думаешь, князь, — вдруг спросил Перс, — что затевают немцы, пытаясь стреножить тебя и твоих людей?

— Это нужно вам или вашему начальнику из НКВД? — упредил ответ подполковника Тирбах.

— Я действительно работаю на НКВД, — спокойно возразил Перс. — Иначе вряд ли удержался бы здесь, давно загребли бы на фронт. Или расстреляли. Как бывшего унтер-офицера. Но когда ваши вербовали меня, они прекрасно знали, с кем имеют дело.

— У нас нет оснований не доверять вам, — суховато проворчал Курбатов, не желая, однако, отвечать на вопрос Перса.

— Еще бы, в Христа мать и двенадцать апостолов. «Не доверять». Кстати, сколько у нас с вами людей, князь?

Курбатов взглянул на синий квадрат окошка и отмолчался.

— Я к тому, что вряд ли сумею накормить вас всех.

— На пропитание мы привыкли добывать себе сами, — поднялся Курбатов из-за стола, на котором до сих пор не появилось ни крошки.

Фройнштаг сняла телефонную трубку, ясно осознавая, что не готова ни говорить, ни тем более — встречаться со Скор-цени. Телефон взбунтовался как раз в ту минуту, когда она буквально провалилась в небытие, уже не имеющее ничего общего с обычным человеческим сном. Девушке казалось, что она находится на той крайней грани душевного истощения, за которой законы земного бытия уже не властны.

«Возможно, так чувствует себя женщина, оказываясь у двери газовой камеры, — нашептывал чей-то вкрадчивый голос. — Все те, кого ты отправила туда…»

— Унтерштурмфюрер Фройнштаг?

— Слушаю вас. — Самой Лилии прислушиваться к собственному голосу не хотелось. После всего, что происходило с ней в эту ночь, у Фройнштаг вдруг возникло неистребимое желание раздвоиться и хотя бы какое-то время побыть, просуществовать независимо от той эсэсовки в черном мундире, которую видит сейчас в настенном зеркале. Один день прожить просто Лилией Фройнштаг, бывшей воспитанницей мюнхенского приюта для сирот, не имеющей ничего общего с командиром взвода охраны концлагеря Нордхаузен-13.

— Здесь оберштурмфюрер Родль. Как вы себя чувствуете, Фройнштаг?

— Родль? — механически переспросила Лилия. — «Ах, это Родль… Родль, а не Гардер. Адъютант Скорцени», — мучительно признавала того, кто так некстати вернул ее из блаженного забытья. — Я все еще чувствую себя, оберштурмфюрер, все еще чувствую…

— Понимаю. — Лилии показалось, что Родль ухмыльнулся.

— Что вы понимаете, Родль? Что вы способны понять во всем этом, если уж так, откровенно?..

— Что вы все еще чувствуете себя, Фройнштаг, — не смутил его натиск девушки. — Мне лично это уже не подвластно. Однако о чувствах — в другое время. У вас двадцать минут, чтобы привести себя в надлежащий вид. За вами будет послана машина.

— Всего двадцать? — ужаснулась Лилия, стараясь не встречаться взглядом с растрепанным, измученным существом, все еще пялившимся на нее из зеркала. Как она ненавидела сейчас эту тварь! — Что ж вы раньше-то не позвонили?

— Служба, унтерштурмфюрер Фройнштаг. — Родль немного помолчал и, сочувственно вздохнув, одарил ее лучиком надежды: — Впрочем, я поговорю со штурмбаннфюрером. Вдруг что-нибудь придумаем.

— Вы уж постарайтесь, Родль.

Только положив трубку, Лилия вдруг спросила себя: «Они придумают? Что они собираются придумывать? Дева-заступница, только бы не это!.. В ближайшие две недели я буду смотреть на мужчин, как на исчадие ада. Притом, что буду стараться вообще не смотреть на них».

Прошло двадцать пять минут, а ни телефонного звонка, ни звонка в дверь не последовало.

«Неужели оставили в покое, перенеся встречу на послеобеденное время?» — несмело радовалась Фройнштаг, решив, что в этом и заключается придумка Родля.

Уже одетая, старательно умытая и подгримированная, она прилегла поперек дивана и молча уставилась на дверь. То было время, которое унтерштурмфюрер мучительно делила между ожиданием и сном. Фройнштаг понимала, что это очень опасное состояние, но поделать с собой ничего не могла. Ожиданием человек сковывает себя, словно цепями.

68

…Очнулась Фройнштаг оттого, что в двух шагах от себя увидела огромную фигуру в черном. Еще не сообразив, сон это или реальность, она попыталась закричать, однако так и застыла с открытым ртом, с ужасом уставившись на невесть откуда появившегося черного человека.

— Прошу прощения, Фройнштаг, — с некоторым запозданием, но все же очень вовремя заговорило чудовище. — На телефон вы не реагировали, на звонки в дверь — тоже. Пришлось открыть ее с помощью запасного ключа.

Прежде чем подняться, Фройнштаг взглянула на свои до неприличия оголенные коленки и поняла, что, стоя рядом с ней, мужчине пришлось увидеть то, чего в нынешнем состоянии их отношений видеть ему явно не следовало.

— Я тем более прошу прощения, штурмбаннфюрер, — поспешно поднялась она, одергивая на себе все, что только можно было одернуть. — Ночью почему-то плохо спала и, как видите…

— Я знаю, что вам пришлось пережить очень беспокойную ночь, — безразличным басом завершил эту тему Скорцени. — Такое случается.

«Что это он имеет в виду: «Такое случается…»? — с ужасом подумала Лилия. — Ему известны подробности содомной ночи на квартире у Анны? И он так спокойно реагирует на них? Господи, только не это! Он не должен знать. Дьявол бы меня побрал…»