Книга Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940-1941 - Гельмут Гюнтер

Но большинство бомб врага упало именно на дорогу. И на нее теперь было страшно смотреть. Отовсюду подбегали солдаты и подбирали раненых. Слава богу, хоть убитых немного. Я принялся искать свой мотоцикл и… не находил его. Машина исчезла, понимаете, исчезла! Испарилась! На том месте, где еще пять минут назад стоял мой BMW, зияла огромная воронка. Лишь по нескольким кусочкам металла я определил, что это был мой мотоцикл.

Вот и все. Мой драгоценный мотоцикл, мой любимый и верный товарищ BMW пал смертью храбрых. Теперь мне больше не сесть на него, ему уже не отмерить эти несчастные несколько километров, остававшиеся до Москвы. Размышляя о машине, которой лишился, я совершенно не думал о том, что и сам едва избежал гибели. Меня буквально с ума сводила мысль о потере машины. Я даже на ногах стоять не мог – колени дрожали. И решил сесть.

Усевшись на пустую канистру, я безучастно уставился на воронку. Не знаю, поймет ли кто охватившие меня тогда чувства. Ведь я исколесил пол-Европы на нем, я даже толком и не помнил сколько – спидометр давно играл чисто декоративную роль.

Кто-то резко затормозил. Возле меня возник Вернер. Он прибыл на машине с коляской. Ему нужно было доставить кого-то из тыловиков. В двух словах я объяснил, что произошло.

Дружески хлопнув по плечу, Вернер попытался успокоить меня:

– Ничего, ничего. Уж лучше мотоцикл, чем тебя. Давай-ка забирайся на мой!

Я доложил адъютанту о постигшем меня несчастье, тот разрешил ехать с Вернером. Ну а Вернер ввел меня в курс дела насчет того, что произошло на КП.

Командиров рот вызвали к Старику. Еще до начала совещания всех связных выставили прочь. Из соображений секретности, видимо. На их счастье! Те едва успели отойти на несколько шагов, как вся изба содрогнулась от страшного взрыва и рухнула. Снаряд прошил стену помещения, где собрался наш «мозговой трест». Никому из офицеров не удалось избежать, как минимум, ранения. Посыльные тут же бросились к избе и стали вытаскивать самых тяжелых через перекосившееся окошко. Изба уже пылала, как свечка. Была срочно вызвана санитарная машина, и, надо сказать, прибыла она без задержки – раненых погрузили и отправили куда следовало.

Самым занимательным было то, как решили обойтись с нашим обожаемым адъютантом батальона. Ну, тем самым, который столь презрительно высказался о смерти Герда. Несмотря на все вопли, им решили заняться в последнюю очередь – вытащили только после остальных офицеров. Видимо, по выражению лиц посыльных он все понял. И тут же заткнулся. А санитарная машина уже и без него была битком забита. Вернер доставил оберштурмфюрера Забеля на перевязочный пункт в коляске своего мотоцикла. Мы о нем не горевали!

Для меня было яснее ясного – я остаюсь со своими! Свободно владевший русским языком Альберт постоянно бывал при Старике. И практически не вылезал из командирской машины. Я остался с Вернером, у которого был мотоцикл с коляской.

Мы прекрасно ладили друг с другом. Чувство локтя помогает пережить все ужасы войны. А о товариществе имеет право судить лишь тот, кто в первую очередь думает не о себе, а о своем товарище. А все остальное – трата слов! Мы нечасто употребляли это столь распространенное слово – «товарищество». Потому что для большинства солдат это было нечто само собой разумеющееся.

Мы составляли тройку: наш мотоцикл с коляской («Цюндапп-750»), Вернер и я. Кто желал, тот и садился за руль. Лойсль тоже ездил на мотоцикле с коляской вместе с молодым солдатом-стрелком, последний был и запасной водитель. Лойсль постоянно мотался между штабом дивизии и батальоном. Теперь на наши с Вернером плечи легли все поручения, раньше приходившиеся на шестерых посыльных на мотоциклах без колясок и на двоих, у которых были машины с коляской. Но и численность батальона сильно сократилась, так что мы вполне успевали везде.

Хотел он того или нет, гауптштурмфюрер Клингенберг все же загремел в тыловой госпиталь – настало время всерьез заняться больным желудком. Замещал Клингенберга гауптштурмфюрер Тиксен. Похоже, Тиксен еще не вполне оправился от того, что произошло на КП. Какое-то время ходил, опираясь на палку. И напоминал нам прусского короля Фридриха II Великого.

Мы были свято убеждены, что парад победы на Красной площади в Москве – дело считаных дней. Атаки происходили ежедневно. Мы методично отбивали у иванов одну деревню за другой на участке между Истрой и Москвой. Мы каждый день считали остававшиеся до Москвы километры – 40, 35, 30… Господи, знай мы все наперед!

Охватившая было нас всех депрессия после одного боя, в котором нам пришлось поучаствовать в снег и мороз и без соответствующего зимнего обмундирования, улетучилась без следа благодаря успешному развитию наступления на Москву. Мы первыми вошли в Белград, ну а почему бы не въехать парадным маршем в Москву? Разумеется, все кругом ныли и ворчали, как и прежде, но, несмотря на нытье и ворчание, в воздухе витал дух скорой победы.

Операции теперь, причем успешно, совершали настолько малочисленные группы, что наш инструктор по тактике лишь криво улыбнулся бы, расскажи мы ему об этом.

Когда заканчивались боеприпасы, мы выбивали русских с позиций саперными лопатками, кинжалами и прикладами винтовок. Русские с ужасом взирали из прорытых в земле нор, как мы вдруг словно ниоткуда появляемся на своих мотоциклах. Пока какой-нибудь там Гриша из Казани или Иваново приходил в себя от изумления, мы спрыгивали с наших машин, и ему ничего не оставалось, как поднять руки. Знай этот Гриша, что у нас было по обойме патронов для винтовки, да еще, может быть, пол-ленты для пулемета, он повел бы себя по-другому, но он не знал, поэтому и предпочитал сдаться в плен[23]. Девиз мотоциклетных частей – «Дерзость плюс скорость равняется победе» – был актуален, как никогда прежде. Мы не сомневались, что уже к Рождеству погреем озябшие ноги где-нибудь в Кремле у «папы Сталина»!

1 декабря батальон вышел к леску около Коётова (так у автора, определить не удалось. – Пер.). Стрелки спешились и, разомкнувшись, стали наступать на деревню. Приказов не требовалось. Каждый день одно и то же! Мы уже назубок знали, как нам действовать! Гауптштурмфюрер Тиксен, прихрамывая, шел впереди с палочкой. Вернер со мной в коляске осторожно пробирался за Тиксеном. Мы уже не обращали внимания на то, что идти в атаку на мотоциклах вместе с пешими стрелками для нас небезопасно.

Зато мы хорошо знали, что сразу же после взятия этой деревни Тиксен станет криком призывать к себе мотоциклистов-посыльных. Так что лучше уж не терять его из вида. Не дай бог, еще придется ему и не раз, и не два крикнуть: «Посыльные!» Конечно, ничего не мешало и нам спешиться, но обычная заурядная лень заставила нас не слезать с машин. Все равно – обернись эта атака не в нашу пользу, так или иначе пришлось бы бежать к мотоциклам и уже верхом на них уносить ноги.