Книга Кольцо "принцессы" - Сергей Алексеев

Она измерила давление, еще раз напоила водой и ушла, оставив на пороге дразнящую улыбку. Шабанов тотчас же встал, осторожно ступая на ногу и держась за стенку – еще штормило, – подошел к окну: второй этаж, решетки нет, на улице сильный ветер, и не понять, утро или вечер. Палата ничего, тоже командирская – ковер на полу, картинка на стене, стол, телевизор, индивидуальный санблок…

Козлобородый хмырь с нудным голосом стоял перед глазами. Был он здесь! Этот стульчик все вертел, то на край сядет, то верхом, и долбит, долбит вопросами… Стакан граненый, вот он, на столе, разве что помыт, протерт и поставлен на стеклянный поднос к графину.

– Я тебе дам – причудливые сны! – вслух подумал Герман. – Психические особенности…

Мерзкий тип поил его и ставил стакан на край полированного стола… и там остался мокрый след! Вода, конечно, высохла, но мутноватый кружок на полировке есть и легко стирается пальцем.

– Будут мне тут лапшу на уши вешать, – проворчал он, довольный собой, и выглянул за дверь: уютный холл, пальма, журнальный столик с креслами и пейзажи на стенах…

Ему сделали какой-то хитрый наркоз, чтоб этот козлобородый выпытал, вытряхнул из него все, о чем он не говорит и не пишет. Вот сволочи! Как будто шпиона поймали! Заховаева работа, он мастер тайных дел, это у него есть особые способы работы с личным составом…

И вдруг нахлынула знакомая, щемящая тоска, вспомнился утраченный мир, вернее, полет с Агнессой над этим миром – словно от перегрузки отяжелело лицо, руки, плечи… Безвозвратно ушедший мир детства, где ему посчастливилось побывать, и можно было остаться там навсегда, если бы поверил, что он существует, что это возможно, будучи в зрелом возрасте, ощутить себя ребенком и, главное, увидеть мир детскими глазами…

Нет! Коль вернулся в этот суконный и суровый мир, нечего жалеть и нельзя поддаваться соблазну. Иначе снова захочется напиться и откопать «Бизон»…

Шабанов нашел в шкафу теплый халат, натянул его и похромал через холл к выходу из отделения. Навстречу встала постовая сестра, заслонила дорогу.

– Больной, вы куда?

– Во-первых, я не больной, – сквозь зубы процедил он. – Во-вторых, хочу погулять!

– Но вы только что вышли из наркоза!

– Лучше дай палку или костыль!

– Ничего не дам! Вам гулять запрещено!

– Кем? Этим стриженым с козлиной бородой?

– Не знаю, – объемы у сестрицы были такие, что не обойдешь. – У меня записано – постельный режим.

– Я что, арестован?

– Не знаю, у меня записано!

Из-за операции он попал в хирургию, где царили строжайшие правила и жесткие законы.

В это время в другом конце коридора появилась анестезиолог в бирюзовом колпаке, постовая бросилась к ней.

– Алина Сергеевна! Шабанов собрался гулять!

– Шабанов, вам нельзя, – не совсем уверенно сказала та. – Постельный режим, идите в палату.

– Пойдем вместе? – Он приблизился к ней вплотную и поправил колпачок у нее на голове. – На улице весна, почки лопаются. Подышим свежим воздухом, а то в палате после этого козлобородого три дня проветривать нужно. Кстати, сейчас утро или вечер?

– Вечер…

– Тем более, Алина!

– Выдай ему костыль, – попросила она постовую. – Я пальто наброшу…

– А можно на твое плечико опереться? – засмеялся он вслед.

Когда спускались по лестнице, Шабанов приобнял анестезиолога за талию и получил вполне обнадеживающий, игривый отказ:

– Не забывайтесь, больной! У вас костыль есть для этой цели.

На улице выздоравливающие солдатики в казенных фуфайках собирали подснежники. Ветер раздувал их, а они снова собирали…

Алина увела его за угол в скверик, где почти не дуло, достала сигареты.

– Время прогулки – десять минут, пока курю.

– Да мне и десяти хватит, – ухмыльнулся он, встав поплотнее к ней. – Ты же ночью придешь ко мне?

– Что? – с наигранным возмущением протянула она. – Закатайте губешку, капитан! Какой шустрый. Только от наркоза отошел – и уже!..

– Я пилот. У меня на принятие решения слишком мало времени. Наркоз, не наркоз – не имеет значения.

– Что, тоскливо в генеральской палате? – дунула дымом в лицо.

– Угадала! Тоска наваливается смертная, а вокруг ни души. Да и с детства один боюсь спать.

– Это серьезно?

– Еще бы!.. Приходи!

– Ты что, с ума сошел? – зашептала. – Завтра уволят… Вышла покурить с тобой, уже доложат…

– Ладно, – тут же согласился Шабанов. – Слушай, все-таки этот козлобородый был у меня в палате?

– Зачем тебе это? – спросила не сразу, переламывая себя.

– Хочу проверить качества самообладания.

– Хорошие качества, успокойся.

– А кто он, знаешь?

– Откуда?.. Видела второй раз. Неприятный тип, правда?

– Где первый раз видела?

– У начальника медслужбы в кабинете… А что? – Алина почему-то насторожилась.

– Да нет, все в порядке! – засмеялся Герман и, оглядевшись по сторонам, сунул руку под наброшенное на плечи пальто, обнял, прижал, зашептал в ухо, как совратитель: – Какая ты сладкая… Займи двадцать рублей?

– Зачем? – опешила она, отталкиваясь. – Что это значит?

– На бутылку, выпить хочу!

Обида ее была мгновенной и жесткой. Затоптав окурок, указала на дверь, произнесла стальным голосом:

– Идите в палату, больной!

– Прости, Алина, – повинился Шабанов. – Мне на самом деле очень плохо, тоска… И хочется сделать глупость, подурачиться, посмеяться…

– В палату, я сказала!

От группы солдат отделился один в фуфайчонке, порысил в их сторону, придерживая на голове пилотку – закурить стрельнуть.

– Ну, не сердись, – стал подлизываться Герман. – Ты что, шуток не понимаешь? Это же шутка… Лучше дай воину сигарету, я-то не курю и не пью, между прочим.

А воин остановился в трех шагах, вдруг раскинул руки и сронил пилотку в грязь.

– Мать честная! Герка!.. Кипит-т-твое молоко! Я же слышал, ты нашелся!..

Олега Жукова Шабанов едва узнал в таком наряде, обнялись, завозились, затоптали и пилотку и костыль. Алина стояла чуть ли не с открытым ртом и сигаретой в протянутой руке.

– А ты-то что здесь? – когда расцепились, спросил Шабанов. – Заболел, что ли?

– Да я же каждые полгода прохожу реабилитацию! – цвел и пах от счастья старый кадетский приятель. – Следят, не потекла ли крыша! На две недели, четко!.. Да хрен с ним! Ты давай рассказывай! Смотрю – ты стоишь или не ты? Пригляделся – а вроде ты!