Книга Пейзаж с убийцей - Светлана Чехонадская

— А отпечатки?

— Насчет отпечатков я пока не знаю. Но ведь Антипов был шишкой в преступном мире. Он мог общаться с беглым Ордынским.

— Ну, ты наворотил, однако!

— Это твоя московская знакомая наворотила, а не я!.. Слушай, я договорился с экспертом. Давай все-таки побеседуем с ним насчет ножа?

— Давай.

Они спустились на второй этаж.

Эксперт был на месте — жевал бутерброды, запивал их кофе из термоса.

— Молодежь? — радостно спросил он. — Жрать хотите?

— Вот, Николай Иосифович, тот самый парень с дыркой в башке! — представил Терещенко Мишаню. — Фигурант.

— Не фигурант, а потерпевший, — поправил эксперт. — А что дырка в башке, так оно даже лучше, Мозги будут проветриваться и никогда не закипят! Нашли что-нибудь по покушению?

— Что там найдешь!

— Да уж. Такие времена наступили, что хоть в каске по вечерам ходи… Зачем пришли? Опять ножами интересуетесь?

— В общем, да. — Терещенко все-таки не выдержал. Взял бутерброд, оглянулся в поисках стакана для кофе. Не нашел, посмотрел на эксперта вопросительно. Тот понял, достал из ящика стола несколько пластиковых стаканчиков. — Спасибо! Ой, горячий какой… Скажите, Николай Иосифович, а не могли в том угаре одиннадцать лет назад посчитать уликой нож, на котором вообще не было никаких отпечатков Ордынского?

— В нашей стране может быть все, что угодно! — строго сказал эксперт. — Но всегда надо понимать: зачем и кому это нужно.

— Ну, надо было найти крайнего, вот и подвели Ордынского под монастырь.

— Ордынский и так был под монастырем. Убийство плюс побег.

— Может, просто хотели поскорее закрыть дело?

— То, чем ты сейчас занимаешься, Ваня, называется онанизм, — ласково перебил его эксперт. — Ты подбираешь нужные тебе объяснения под неудобные факты. Это доставляет тебе удовольствие? Но при чем здесь следствие? Следствие ведется по другим законам. Разумеется, нашим бардаком можно объяснить все что угодно, но разве это дело следователей? Пусть такими объяснениями довольствуются журналисты!

— Факт наличия мясницких ножей и в первом деле Ордынского, и во втором я считаю необъясненным, — сказал Терещенко.

Эксперт важно кивнул.

— Кстати, его дядька, — Терещенко кивнул на Мишаню, — говорит, что убитый Штейнер купил нож на барахолке. Думал, что берет охотничий, но ошибся.

— А кто у нас дядька?

— Бывший участковый Корчаковки.

— Это твой дядька? — с интересом спросил эксперт.

— Крестный.

— Волин — твой крестный?

— Вы его знаете?

— Знаю. Но давно уже не видел. Привет ему передавай… Теперь насчет ножа. Не знаю, где он его купил, но это был точно такой же нож, как и в первом деле. Абсолютно идентичный!

— Такое совпадение — это как? Онанизм? Или необъясненный факт? — злорадно спросил Терещенко.

— Смейся над стариком, смейся… А как Волин поживает? — Эксперт повернулся к Мишане.

— Нормально.

— Странно у него судьба пошла. Он давно мог в управлении работать. Хороший был специалист. Заперся у себя в Корчаковке… Ты тоже там участковый?

— Да.

— И ты тоже, видать, романтик? Почему там сидишь? Несчастная любовь? Это у вас семейное?

— Мне дали льготы для поступления в университет. Как закончу, уйду с этой работы.

— Правильно.

Терещенко наблюдал за ними с ехидной улыбочкой.

— Видишь! — обратился он к Мишане. — Вот как старая гвардия умеет от сложных вопросов уходить! Учись!

— Никуда я не ухожу! — лениво отозвался эксперт. — Что сейчас можно выяснить, одиннадцать лет спустя? Тогда надо было выяснять. Но хочу пролить бальзам на твои раны: дело Штейнера, действительно, старались закрыть как можно быстрее, это ты прав. Но не из-за Ордынского, а из-за золота.

— Золота?!

— Когда Штейнера уже убили, стали ходить слухи, что его дядька из Бодайбо может быть причастен к ограблению старательской артели. Выяснилось, что он со Штейнером в те дни много общался. А выяснили-то когда? Три месяца спустя! Все там плохо сработали. Вот и обделались наши следователи вместе с иркутскими: вдруг, мол, Штейнер и правда был причастен, а теперь он убит, и золота уже не найти. Поэтому и не тянули с расследованием. Когда поняли, что есть хороший кандидат на пьяную драку, вцепились в него зубами и когтями.

— Жалко, что эксперта того найти нельзя, — сказал Мишаня. — Интересно было бы с ней поговорить. Вы не знаете, где она?

— Ну, так это я у тебя должен спрашивать! — вдруг сказал Николай Иосифович, странно глядя на него.

— У меня? — Мишаня даже вздрогнул от удивления. Терещенко тоже повернулся и посмотрел на него озадаченно.

— У тебя, — повторил эксперт. — Ты не знаешь?

— Я?! Нет!

— Ну! А мне тогда откуда знать! — Эксперт почему-то смутился. — Ладно, это давние дела…

— Но вы объясните все-таки!

— Да нечего мне объяснять, — эксперт совсем покраснел. — Она жила где-то рядом с вами.

— В Корчаковке?!

— Нет, в соседней деревне.

— Вы что же, считаете, что я знаю всех жителей соседних деревень? — изумленно спросил Михайлов.

— Вроде того… — согласился эксперт. Было видно, что разговор внезапно стал ему тягостен. — Вы, молодежь, идите. У меня еще дел полно…

— …Странный он немного, правда? — смущенно спросил Терещенко, когда они вышли из кабинета. — Старый уже. Наверное, поэтому?

Михайлов молча посмотрел на него. Вид у корчаковского участкового был задумчивый и немного отстраненный.

Глава 19

О ПОЛЬЗЕ ВОДКИ

Человека, который сбил врача-педиатра Нину Покровскую, нашли с помощью камеры наружного наблюдения, установленной над входом в коммерческий банк «Западный». Обратиться к службе охраны сообразили только на двадцатый день расследования. Сделать это подсказала племянница умершей, которая проходила по улице Ленина мимо места гибели Покровской и заметила камеру над крыльцом.

Прошло двадцать дней и никаких надежд на то, что пленка сохранилась, не было. Но пленка сохранилась. Более того, на записи хорошо была видна марка машины и последний ноль номера. Оказалось, что водитель вышел из своей «Волги», приблизился к умирающей или умершей женщине, а затем бегом вернулся и уехал. Водитель был бородатый.

Запись показала не только это, но и то, что водитель не был виноват. Если бы он не скрылся с места ДТП, а оказал положенную помощь, вызвал милицию и врачей, то никаких претензий к нему предъявить было бы нельзя. Действительно, Покровская вела себя так, словно хотела свести счеты с жизнью, либо была пьяна, либо напугана. Она быстро шла по самой кромке тротуара, по бордюру, как иногда ходят маленькие дети, но не балансировала при этом руками, а размахивала ими, словно обсуждала сама с собой какую-то спорную и неприятную проблему. Услышав шум машины, она повернула голову, но не в сторону шума, а в противоположную, после чего буквально бросилась на дорогу.