Книга Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн

Она взялась за работу с огромным воодушевлением и фактически посвятила ей всю свою дальнейшую жизнь. Получив финансовые средства от недавно образовавшегося Женского иностранного миссионерского общества при методистской епископальной церкви, она отплыла из Нью-Йорка 3 ноября 1869 года и примерно три месяца спустя прибыла в Лакхнау. Часть путешествия она проделала на телеге, запряженной волами. Первейшая задача, решила Изабелла, – это научить индийских девочек читать: это умение не только станет главным средством их духовного спасения, но и даст им в дальнейшем возможность самим стать “туземными миссионерами” и разносить Благую весть по самым дальним уголкам Индии. Надо сказать, что Тоберн обладала сильной практической, “приземленной” жилкой: ей очень хотелось улучшить жизнь женщин сразу же, без лишних промедлений, и это желание сопровождалось постоянным ощущением, что ее главная и конечная цель – спасать души в обществе, трагически лишенном духовной благодати.

Ей сопутствовал ошеломительный успех. Через несколько месяцев после приезда она открыла школу для девочек, разместившуюся в одной комнатушке с глинобитными стенами, на шумном городском базаре. Вначале там занималось всего шесть (согласно некоторым источникам – семь) учениц, но школа, прославившись отличным качеством преподавания, стала быстро разрастаться. Туда принимали всех желающих – и христианок, и иноверок. Спустя всего год школа превратилась в школу-пансион: так учителям было легче “ограждать учениц от разлагающего влияния языческого окружения”. У Тоберн был настоящий талант собирать денежные средства, и через шесть лет после основания школы, имея в своем распоряжении семь тысяч долларов из пожертвований, она смогла купить “Лал-Багх” – красивую виллу, принадлежавшую раньше казначею бывшего наваба Лакхнау. Иными словами, могольский особняк был обращен в центр христианского воспитания, и это знаменовало водворение новых порядков. В 1888 году американские методисты, убежденные доводами Тоберн, которая говорила о необходимости готовить индианок к “выходу в большой мир и началу важной деятельности”, пожертвовали значительные средства, какие требовались для создания Христианского колледжа Лакхнау. В 1902-м он было переименовано в колледж Изабеллы Тоберн – вскоре после того, как сама Изабелла в возрасте шестидесяти одного года умерла в Лакхнау от холеры.

Колледж Изабеллы Тоберн существует по сей день, там учится более тысячи юношей и девушек, и располагается он во внушительном неоклассическом здании на пересечении Университетской и Файзабадской улиц. Это одно из заведений, которые несколько лет назад слились воедино, образовав Университет Лакхнау. Говорят, что он пользуется особой популярностью у “среднего и высшего класса, среди городских индийских семей, которые хотят дать своим дочерям образование английского образца”. Среди учителей, работающих в индийском штате Уттар-Прадеш, много выпускников университета.

В 1900 году, когда Тоберн в последний раз в жизни приехала в отпуск в Соединенные Штаты для очередного сбора средств для своей миссионерской деятельности, она привезла с собой одну из звезд из числа своих учениц, Лилавати Сингх, чтобы продемонстрировать американцам, какие колоссальные успехи ждут в будущем образованных индийских женщин. Сингх, облаченная в индийский наряд, держась гордо и вместе с тем скромно, произвела настоящую сенсацию, призвав слушателей поддержать великое дело – христианское образование для индийских женщин. Послушав ее речь в Нью-Йорке, не кто иной, как Бенджамин Гаррисон, бывший президент страны, воскликнул: “Выдай я миллион долларов иностранным миссиям, я счел бы это мудрым вложением средств, если бы оно привело к обращению хотя бы одной только этой женщины!” Рассказывая о цивилизаторской миссии Тоберн, Сингх заявила, что шестьсот выпускниц ее школы уже ведут “христианскую работу” по всей Индии. Ее речь, несомненно, заворожила аудиторию обещанием славного будущего. “И я говорю: не кто иной, как Иисус, заслужил эту драгоценную диадему – Индию! – говорила она. – И Иисус получит ее!”

Но Иисус так и не завладел Индией, где до сих пор преобладает индуистское и мусульманское население: обращение в христианскую веру (когда о нем вообще шла речь) происходило не среди элиты общества, а среди обездоленной бедноты. И все-таки можно усмотреть поразительно уместный знак нового времени в самом факте того, что Изабеллу Тоберн направили в Лакхнау – город, который всего за несколько лет до ее приезда пользовался славой, как выразился один местный историк, “последнего образца старой пышности и утонченности Индостана, напоминанием о былых эпохах”.

Лакхнау расположен на равнине в северной Индии, туда за несколько часов можно доехать на ночном поезде из Нью-Дели, и в этом смысле он служит особенно наглядной иллюстрацией изменений, происходивших в Индии в течение последних десятилетий колониального правления. Сегодня этот город являет собой картину разрухи и нищеты, а множество ветшающих зданий из песчаника смотрятся лишь печальным напоминанием о былом величии могольской эпохи. Однако в конце XVIII века Лакхнау являлся большой и космополитической столицей мирового уровня, средоточием оживленной торговли и изысканного гедонизма. Как выразился Джон Кей, британский историк Индии, это был город, где “монументальное великолепие Дели времен Шах-Джахана сочеталось с благовонным обаянием Багдада Шахерезады”. Путешественник, побывавший в Лакхнау в конце XVIII века, описывал его как “скопление дворцов, минаретов, лазурных и золотых куполов, сводов, колоннад, длинных уличных перспектив с фасадами домов, украшенными колоннами и пилястрами, крыш с террасами”. Рассказывали, что в Лакхнау даже куртизанки читали наизусть любовные стихотворения на урду. Как писал Кей, вокруг местного наваба “так и роились евнухи, куртизанки, наложницы и катамиты”. “Словом, – заключал Кей, – в меру своих ограниченных способностей последние навабы из кожи вон лезли, усердно разыгрывая роли погрязших в роскоши и разврате восточных деспотов, какими тех рисовало европейское воображение”.

Облик Лакхнау формировался при нескольких поколениях второстепенных могольских правителей – чиновников, которые строили этот город вскоре после смерти Аурангзеба, когда великая империя начала рушиться, а централизованная власть – сходить на нет. Первым могольским правителем Лакхнау был Саадат-Хан, уроженец Персии, который получил должность наваба Ауды (бывшего княжества, которое сейчас является частью Уттар-Прадеша) от императора из Дели, но затем сумел сделать свое княжество фактически независимым. Его внук, Шуджа уд-Даула, ставший навабом в 1754 году, постарался превратить Лакхнау в богатый космополитический центр и во многом создал ему специфическую славу места, где люди с ненасытной жадностью охотятся и за деньгами, и за удовольствиями.

В действительности Шуджа потерпел поражение в битве с британцами, продолжавшими во второй половине XVIII века управлять Индией в основном через туземных махараджей, навабов и могольский двор в Дели, которому все еще теоретически подчинялась почти вся северная Индия. Британцы сделали Шуджу марионеточным властителем Ауды и тянули из него деньги как для покрытия расходов на ту войну, из которой он сам вышел побежденным, так и на содержание британских войск, которые затем разместили в Ауде, чтобы “защищать” княжество. В Лакхнау перебрались британские и другие купцы, в числе которых был и француз Клод Мартен. Он слыл богатейшим человеком в городе и выстроил несколько особняков в европейском стиле (в одном из них позднее разместилась школа для девочек “Ла Мартиньер”). Это были бесшабашные времена Уоррена Гастингса и британских набобов, на которых обрушивал свой гнев Эдмунд Берк, – времена, когда обычные солдаты или торговые агенты компании вдруг становились дельцами, притесняли местных князьков, выдаивая из них богатства, и сами начинали вести роскошную жизнь в подражание моголам. Один англичанин с прямо-таки диккенсовским именем Феликс Роттон, родившийся в 1795 году, служил при навабе на нескольких военных должностях, разбогател, женился на нескольких местных женщинах и стал отцом двадцати двух детей. Для довершения картины типичной набобской карьеры Роттон не сделал лишь последнего шага: не вернулся на родину, не купил себе захудалого городишки и не сделался членом Парламента.