Книга Труженики моря - Виктор Гюго

Вдруг Жиллиат насторожился.

Имеющий уши да услышит

Ему показалось, что издалека доносится какой-то слабый, неясный звук.

Морская пучина порой глухо ворчит. Он прислушался. Шум повторился. Жиллиат с сомнением покачал головой: очевидно, он знал, что означают эти звуки.

Через несколько минут Жиллиат был уже между скалами, на другом конце пролива, открытом до сих пор, и вбивал в склоны, находящиеся напротив утеса «Человек», такие же большие гвозди, какие он вбил раньше в гранит с противоположной стороны пролива.

Расщелины были заранее подготовлены, в них торчали деревянные клинья, преимущественно дубовые. Здесь было очень много трещин в камнях, и Жиллиату удалось вбить гораздо больше гвоздей, чем по ту сторону ущелья.

Внезапно свечение моря совершенно прекратилось; его как бы сдул ветер. Оно сменилось сумерками, которые рассеивались с каждой минутой.

Покончив с гвоздями, Жиллиат принялся таскать бревна, канаты, цепи и, ни на минуту не покладая рук, не отрываясь от работы, начал сооружать решетчатую запруду со стороны утеса «Человек» с помощью бревен, связанных веревками и положенных горизонтально. Такие запруды теперь уже признаны наукой и носят название волнорезов.

В это время взошло яркое солнце. Небо было чистым, море гладким.

Жиллиат работал торопливо. Он казался совершенно спокойным, но в его поспешности сквозила тревога.

Перепрыгивая с камня на камень, Жиллиат передвигался от запруды к своему складу и от склада – к запруде. Он возвращался, таща каждый раз то бревно, то доску. Запасы, сделанные на всякий случай, пригодились. Жиллиат предвидел возникшую случайность.

Толстая полоса из железа служила ему рычагом для поднимания бревен.

Работа шла быстро. Сооружение не воздвигалось, а вырастало. Тот, кто никогда не видел, как строятся понтонные мосты, не имеет понятия о подобной быстроте.

Восточный вход в пролив ýже, чем западный. В нем всего пять или шесть футов в ширину. Это облегчало работу Жиллиата. Нужно было загородить узкий вход; поэтому запруда могла быть несложной и в то же время крепкой. Горизонтальных бревен хватало; незачем было ставить их накрест.

Укрепив нижние перекладины, Жиллиат забрался на них и прислушался.

Шум становился сильнее.

Жиллиат продолжал постройку. Он подпер сооружение кран-балками Дюранды, привязал их канатами, пропущенными через блоки, и связал все это цепями.

Сооружение представляло собой огромный плетень, в котором вместо кольев были бревна, а вместо прутьев – цепи. Жиллиат не построил все, а сплел.

Он укрепил канаты и добавил гвоздей в местах, казавшихся ему ненадежными. Среди обломков было много железа, и он смог изготовить большой запас гвоздей.

Не прекращая работы, он грыз сухарь. Жиллиата мучила жажда, но у него не осталось ни капли пресной воды. Накануне за ужином он осушил свою жестянку до дна.

Приколотив еще несколько досок, Жиллиат взобрался на запруду и снова прислушался.

Шум вдали прекратился. Кругом царила тишина.

Море было спокойным и кротким; в этот момент оно оправдывало все те ласковые прозвища, которыми любят награждать его люди, когда они им довольны: «зеркало», «озеро», «масляное», «ласковое», «барашек». Глубина синего неба гармонировала с зеленой глубью моря. Огромные сапфир и изумруд любовались друг другом. Они были безукоризненно чисты: ни единого облачка наверху, ни одного клочка пены внизу. Над всем этим великолепием сверкало апрельское солнце. Погода стояла восхитительная.

Далеко на горизонте виднелась черная вереница птиц. Они быстро летели по направлению к земле. Их полет казался бегством.

Жиллиат снова принялся достраивать волнорез.

Он постарался сделать его как можно выше, насколько позволяли изогнутые склоны утесов.

Около полудня ему показалось, что солнце греет сильнее, чем следовало бы. Полдень – переломная точка дня; стоя на верхнем бревне своего нового сооружения, Жиллиат начал вглядываться в даль.

Море было чрезмерно спокойным: оно казалось застывшим. Нигде не видно ни единого паруса. Небо все еще ясное, но теперь оно уже не синее, а белое. Эта белизна казалась странной. С западной стороны на горизонте появилось пятно. Оно не двигалось с места, но быстро росло. Волны мягко набегали на риф.

Жиллиат вовремя построил запруду.

Надвигалась буря.

Бездна решилась вступить в открытый бой.

Книга третья

Борьба
Крайность сходится с крайностью, противоположность с противоположностью

Бури в конце равноденствия ужасны.

Есть на море страшная сила – бушующие ветры.

Во все времена года в дни новолуний и полнолуний внезапно, когда этого ожидаешь меньше всего, океаном овладевает странное спокойствие. Вечное движение затихает; море дремлет; оно становится гладким, как будто собираясь отдохнуть; оно кажется усталым. Морские флаги, от тряпиц, водруженных на рыбачьих лодках, до военных вымпелов, бессильно повисают вдоль мачт. Адмиральские, королевские и имперские знамена засыпают.

И вдруг они начинают слегка шевелиться. Если в такие минуты на небе есть облака, следует особенно внимательно вглядываться в них: если солнце садится, нужно обращать внимание на цвет заката; если это происходит в лунную ночь, то необходимо всмотреться в сияние луны.

В такие минуты капитан судна, в распоряжении которого имеется водяной барометр, внимательно изучает жидкость в трубке и, если видит осадок, напоминающий сахар, принимает предосторожности против южного ветра, а если жидкость наполняется кристаллами, похожими на листья папоротника или иглы сосны, – против северного. Бедный невежественный ирландский или бретонский рыбак спешит вытащить свою лодку на берег.

А между тем море и небо продолжают оставаться спокойными. Наступает сияющее утро, заря улыбается. Древние прорицатели испытали бы священный трепет, встретившись с подобным коварством. «Кто осмелится назвать солнце лживым!»

Неведомая мгла скрывает от человека то, что должно произойти. Маска, в которую рядится бездна, страшна. Есть выражение: змея притаилась под камнем. О подобных минутах на море нужно было бы говорить: буря притаилась под спокойствием.

Так может пройти несколько часов, даже несколько дней. Моряки не отрывают подзорных труб от глаз. На суровых лицах старых морских волков написаны гнев и ожидание.

Внезапно раздается глухой шум. Кажется, в воздухе рокочут какие-то голоса.

Не видно ничего. Кругом все продолжает дремать.

Шум нарастает, близится, ширится. Беседа переходит в спор.

За горизонтом таится кто-то страшный. Это ветер.

Это полчище титанов, которых мы называем ветрами.