Книга Тайные грехи - Стефани Блейк

– Лорд Эктон… Только у него сказано: «Власть имеет тенденцию развращать». Да, деньги и власть – они часто бывают взаимозаменяемыми… Думаю, Тэйты сыграли свою роль и им пора на покой. Мы с Шоном сыграли отбой и отступаем. А остальные представители нашего племени рассеяны по всему свету. Большей частью они неудачники. Например, кузен Ларри, потомок тети Саманты, дочери Джилберта Тэйта. Он посредственный голливудский продюсер.

Мара помолчала, улыбнулась:

– Ларри – настоящий бастард, в полном смысле этого слова. Саманта прижила его от какого-то бездельника по имени Флойд Чаннинг… Потом еще Престон, брат-близнец Саманты, который погиб во время Первой мировой войны. Престон – отец Шона. Брайан и Брайан-младший, сенатор, – это все отпрыски Аллана Тэйта. И конечно, Дорис, сестра Брайана-младшего. Она вышла замуж за нефтепромышленника из Техаса и родила двоих детей. Теперь они уже подростки. Мы редко видим семью Ли Бэрона.

Джейн, Джин и Карл живут в Европе, – продолжала Мара. – Карл женился на наследнице греческого магната-судовладельца. Шерли Уилсон, средняя дочь Эмлина Тэйта, – их мать. Ее сестра Грейс замужем за миссионером-мормоном. Они живут в Солт-Лейк-Сити, и у них куча детей, которых я никогда не видела. Слокумы не очень-то жалуют зловредных Тэйтов. А Уильям – единственный сын Эмлина.

– Вы говорите о знаменитом генерале Баззе, Гремящем Тэйте?

– Да, это он и есть, дядя Базз. Дядюшка показал себя настоящим героем в обеих мировых войнах и вышел в отставку в чине генерал-майора. Получил медаль Славы и кучу других наград.

– Ваше генеалогическое древо просто увешано яркими личностями.

– Нет, Тэйты измельчали, стали мягкотелыми. Исключение составляем мы с Брайаном-младшим.

Слушая рассказ Мары о своей семье, Фидлер забавлялся игрушкой – подарком одной из пациенток. Игрушка, стоявшая на его письменном столе, представляла собой восемь стальных шариков, которые были нанизаны на тонкую проволоку, прикрепленную к хромированному стержню, и свободно раскачивались над подставкой. Игрушка называлась «вечный двигатель» – таковым она, конечно, не являлась, однако обладала некоторыми особыми свойствами. Если ей давали верный импульс, движение могло продолжаться очень долго. Следовало раскачать верхний шарик, а потом отпустить его, чтобы он опустился вниз и ударил по следующему. Следующий шар, в свою очередь, сообщал свою энергию другому, и так продолжалось до самого последнего шарика, по нему ударял его сосед, заставляя подняться высоко вверх, почти туда же, где прежде находился первый шар, которому давался импульс. Цикл продолжался до тех пор, пока не иссякала исходная энергия. Это было завораживающее зрелище, оказывавшее почти гипнотическое воздействие.

Рассказывая, Мара невольно следила за шариками, находившимися в постоянном движении; эта игрушка, казалось, убаюкивала ее – голос Мары звучал все тише, становился монотонным.

– Вам очень хочется спать, – сказал Фидлер, и его слова прозвучали как приказ.

– Да, я вдруг ужасно устала…

– Вот и хорошо. Расслабьтесь. Словно вы свободно парите в воздухе. Представьте, что вы – воздушный шар, огромный шар, вы поднимаетесь со своего кресла и медленно плывете вверх, к потолку…

– Как приятно быть воздушным шаром, как приятно парить в потоках теплого воздуха! – пробормотала Мара.

– Представьте, что вы во Флориде, – улыбнулся Фидлер. – Да… до меня дошли слухи, что сенатор Тэйт надеется когда-нибудь стать президентом.

– Весьма вероятно. Он протеже Кеннеди, а после инаугурации Джека, вероятно, получит один из министерских портфелей.

– А теперь, Мара, – продолжал Фидлер с умиротворяющими нотками в голосе, – теперь вы освободились от своей телесной оболочки. Вверх, вверх, вверх – вы поднимаетесь вверх и улетаете. Закройте глаза и отдайтесь полету.

Мара подчинилась, и на ее лице появилось светлое, почти ангельское выражение – исчезли решительность, непреклонность и жесткость, столь характерные для нее в последнее время. «Вечный двигатель» постепенно терял энергию – клик-клик-клик-клак-клак-клак… Наконец шарики остановились, чуть подрагивая.

Голова Мары качнулась вперед, и Фидлер невольно улыбнулся. Он был доволен – ему удалось ввести пациентку в состояние транса без пентотала. Теперь оставалось лишь закрепить это состояние.

Фидлер встал, обошел письменный стол и наклонился над Марой. Откинув спинку раскладного кресла, он уложил Мару на спину. Затем включил магнитофон, стоявший на письменном столе, и сел на табурет рядом с Марой. Взяв ее за руку, он поглаживал ее длинные изящные пальцы и говорил:

– Вы только что вылетели из окна, Мара. Вы парите в ярко-синем небе и поднимаетесь все выше. Видите эти пушистые облака?

– О да! – воскликнула она в восторге. – Они такие красивые!

Он заговорил тихо и монотонно, стараясь вознести ее в такие выси, откуда мир внизу мог показаться совершенно незначительным, – таким видится с космических высот сине-зеленый земной шарик.

– Теперь вы переместились в другое измерение, Мара, в иной мир, в иное время… и сами вы теперь стали другой.

За окном мелодично зазвенели колокольчики.

– До Рождества осталось меньше недели, Мара.

– Я люблю Рождество даже больше, чем свой день рождения.

– Расскажите мне о самом счастливом вашем Рождестве.

Глава 5

Мара Тэйт Вторая влюбилась в Сэмюэля Роджерса-младшего с первого взгляда. Ее отец Гордон Юинг, президент «Тэйт интернэшнл индастриз», познакомился с Сэмюэлем Роджерсом-старшим во время путешествия по Европе. У семьи Роджерсов были значительные интересы и существенные вложения в производство сахара из сахарного тростника на Кубе и на Гавайских островах. И они понесли серьезные убытки после кубинской революции 1895 года.

Два года спустя Роджерсы, жившие в Англии, предприняли путешествие, чтобы провести Рождество в Сан-Франциско со своей дочерью и зятем, возглавлявшим компанию, занимавшуюся очисткой сахара.

В Тусоне они сошли с поезда компании «Сазерн Пасифик» и на дилижансе добрались до Бисби, где решили провести несколько дней с Юингами.

Часы только что пробили полдень, и Мара с кузиной Самантой расположились в будуаре – они расположились на медвежьей шкуре у пылающего камина. День был холодный и ветреный – за окном пронзительно свистел северный ветер, поскрипывали стропила и карнизы.

Мара подтянула колени к груди и обхватила ноги руками.

– Люблю такие дни… Сейчас здесь так… так уютно. Сейчас мне по-настоящему хорошо.

Саманта улыбнулась и сразу стала похожа на кошку. Особенно выразительными казались ее раскосые зеленые глаза, более светлые, чем у Мары.

– Было бы гораздо уютнее, если бы к нам прижимались симпатичные мальчики.