Книга Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу

Но что Тиатрес и Мелантэ будут делать в незнакомом городе? Как они доедут до дома? Ани пытался убедить самого себя, что римляне непременно займутся расследованием и обнаружат, что он невиновен, но в это никак не верилось. У римлян было клятвенное доказательство их вины, полученное от Аристодема, респектабельного и влиятельного грека, а оправдательную речь Ани они едва ли сумели понять. Тот свирепый пожилой центурион довольно хорошо говорил по-гречески, но, поскольку это не его родной язык, ему было сложно разобрать местный акцент египтянина. Ани изо всех сил старался говорить медленно и четко, однако это не облегчило их общение, а, наоборот, затруднило. Когда же все остальные в очередной раз начали кричать наперебой, центурион просто-напросто приказал им замолчать и больше не позволил Ани вымолвить хотя бы слово. Был бы сейчас здесь Арион. Он бы...

Неизвестно, как бы повел себя этот опрометчивый и пылкий юнец... Он мог начать сопротивляться, или сбежать, или, возможно, позволил бы им себя прикончить, так и не рассказав свою версию событий. Он мог начать обвинять Рим, открыто выражая буйное неповиновение, как тогда в Беренике. Своим поведением Арион окончательно убедил бы гнусного центуриона в том, что он на самом деле является ярым подстрекателем, и подтолкнул бы римлян принять решение об их общей виновности, а значит, и о том, что все они заслуживают смерти.

Ани закусил губу, сгорая от стыда. Все ругали Ариона последними словами. Говорили, что тот виноват не меньше Аристодема, что от него одни несчастья. Скорее всего, на нем лежит вина за какое-то тяжкое преступление, из-за которого боги отвернулись от него. Может быть, они и правы.

Только вот нравился ему Арион. Он чувствовал, что под маской высокомерия и скрытности в душе этого парнишки хранятся нетронутые запасы верности и любви, привязанности к родному дому. Безусловно, мальчик он смелый, умный, блестяще образованный, превосходно владеющий ораторским искусством. Больнee всего было осознавать, что, если Ариона убьют, в этом будет виноват он, Ани. Если убьют Аполлония, Эзану и всех остальных его людей – Пасиса, Миса, Гармия, Пармонтеса, Акоаписа и Петосириса, – то виновником их смерти будет тоже он, Ани. Если Серапиона и Изидора продадут в рабство, а поруганные Тиатрес и Мелантэ будут вынуждены просить милостыню на площадях, все это будет по его же вине. Он погнался за своей тщеславной мечтой стать по-настоящему уважаемым купцом и самым роковым образом недооценил силы коварного противника. В результате он потерял не только деньги, но также подписал смертный приговор самому себе и всем своим близким.

Зачем ему это понадобилось? Он же хорошо жил – богатое хозяйство, любящая жена, здоровые красивые дети. Сейчас он может все это потерять – и ради чего? Ради мальчишеской мечты повидать мир? Или из-за ненависти к тому самодовольному дураку, который его обманывал?

Все это не стоило того, чтобы так рисковать собственной семьей и ее благополучием. О боги! Ани ворочался с боку на бок, не в силах найти успокоение, и в конце концов лег ничком на землю, продолжая молить богов пощадить его семью.

Ночь, казалось, не кончится никогда. Но постепенно небо начало сереть. Со стороны ворот донеслись резкие звуки труб. Где-то неподалеку заржала лошадь. Медленно начали вырисовываться контуры окружающего их лагеря, и в мастерскую рядом с их импровизированной тюрьмой пришли люди и принялись чинить порванное знамя. Немного погодя к ним подошел один из тех солдат, которые вчера их арестовали. С собой он привел еще несколько человек. Они развязали пленников, дали им напиться и парами повели к выгребной яме.

Когда дошла очередь до Ани, стражник сообщил ему на ломаном греческом:

– Аристодем приехать.

– Что? – в ужасе спросил Ани. – Он здесь?

– Да, здесь, – подтвердил римлянин и показал на юг, в сторону ворот. – Разговаривать с Горталом, – пояснил он и улыбнулся. – Твой друг Арион здесь.

– В лагере? – воскликнул Ани, радуясь тому, что его хотя бы не убили. – Почему он не с нами?

– Он у военачальника.

Ани не совсем понял, что это значит, но, когда попытался расспросить римлянина, тот не понял его. Стражник лишь ободряюще похлопал Ани по плечу и отвел ко всем остальным.

На этот раз их не связывали. Спустя некоторое время появился еще один солдат. Он принес целый горшок ячменной каши и несколько мисок: похоже, пленникам полагался завтрак. Когда они начали есть безвкусную кашу, неподалеку раздался пронзительный возглас: «Ани!» Это была Тиатрес. Она неслась по проходу между палатками, а следом за ней бежала Мелантэ. Позади них шел еще один римский солдат.

Тиатрес бросилась к мужу, который сидел на земле, заключила его в свои объятия и, не переставая плакать, начала целовать его разбитое лицо: синяк под глазом, разорванное ухо, распухшую щеку. Ани крепко прижал ее к себе, не обращая внимания на ноющую боль во всем теле. Тепло, исходившее от жены, успокаивающе действовало на него, но в то же время он испугался, увидев ее здесь.

– Что вы делаете в лагере? – спросил он.

Но Тиатрес в ответ лишь разрыдалась, и Мелантэ пришлось объяснять за нее:

– Нам разрешили прийти к вам сегодня утром. – Она тоже обняла отца. – Тесс-тесса-ра-рий Гай Симплиций сказал, что мы можем спросить его и он проведет нас к тебе. Ой, папа! Они тебя избили!

– И не только его! – с обидой проворчал Аполлоний. Ани нетерпеливо махнул рукой, чтобы тот замолчал.

– Они вас не обидели? Слава всемогущим богам! А что с Серапионом и Изидором?

– Все обошлось, – поспешила успокоить его Мелантэ. – Все это время они были с нянькой у тех людей, торговцев углем. Соседи очень хорошо их приняли, присмотрели за детьми и позволили нам с Тиатрес переночевать на своей лодке. Они накормили нас и пообещали приютить, пока не решится ваша судьба.

– А где Арион? – спросил Ани, чувствуя, как у него отлегло от сердца.

– А он разве не здесь? – спросила Тиатрес, чуть отстранившись от плеча мужа и оглядевшись вокруг.

– Кастор и Полидевк! – простонал Аполлоний. – Помилуйте нас! Он сбежал, и теперь нас точно убьют.

– Нет! Он не мог так поступить! Я уверена! – горячо возразила Мелантэ. – Арион с готовностью пошел с римлянами, чтобы доказать, что вы невиновны. Он убедил легионеров взять документы с «Сотерии» и собирался рассказать им все об Аристодеме. К тому же он понимает латынь.

– Что? – удивился Ани.

– Его отец был римлянин, – сообщила Мелантэ. – Как только солдаты к нам подошли, он тут же заговорил с ними на латинском. А они очень обрадовались, что он знает их язык, и внимательно выслушали все, что он им хотел сказать.

В ее голосе чувствовалась гордость за юношу. Очевидно, Мелантэ уже несколько раз говорила об этом – может, чтобы убедить тех торговцев углем, а может, чтобы успокоить Тиатрес и саму себя. Ани в замешательстве смотрел на нее.

– Отец Ариона... – начал было он.