Книга Генеральша и ее куклы - Светлана Шишкова-Шипунова

Инна догадалась, о чём он подумал.

— Несомненно, вас она любит, и вы – главный человек в её жизни. И знаете, что я вам ещё скажу? Она очень боится вас потерять.

— Да? – встрепенулся В. В. – Но я, кажется, умирать не собираюсь.

— Никто не собирается. Но однажды это случилось с ней, и страх, который она пережила тогда, никуда не делся. Притом учтите: на тот момент она была вполне самостоятельной женщиной, и вопрос о том, как ей дальше жить, не стоял. Сейчас всё изменилось для неё. Теперь она целиком и полностью зависит от вас…

— Значит, она, вы говорите, очень боится меня потерять, и поэтому исчезает вдруг сама. Так получается?

Инна развела руками.

В том возрасте, в который уже вступила Мируся, депрессия и тоска становятся почти нормальным, типичным состоянием для женщины. Она уже выполнила своё предназначение – родила и вырастила ребёнка, создала порядок и уют в доме, помогла сделать карьеру мужу, а любовь, бывшая когда‑то страстной, давно остыла и переросла в привычку. Ей начинает казаться, что больше она никому не нужна в этом качестве – жены, любовницы, матери… Казалось бы, теперь‑то и наступает для неё желанная свобода, время неограниченной духовной, душевной жизни, к чему она всю свою жизнь так стремилась, но чего не могла себе позволить в силу именно природных своих обязанностей – рожать, воспитывать, обихаживать, удовлетворять разнообразные потребности своей семьи. Но освободившись, она не может легко вернуться к себе прежней, к себе двадцатилетней, со всеми своими недораскрытыми талантами и недоосуществленными творческими амбициями, она перегорела, потеряла темп и ориентацию, отстала. Она говорит себе: наконец‑то я могу пожить для себя, но при этом не знает, как это сделать, она почти утратила своё Я, отдельное от мужа, детей, родственников, как будто без них, вне их контекста это Я ничего не значит и не стоит, перестало существовать. В таких случаях психологи советуют на время, хотя бы ненадолго оставить суету повседневной жизни и побыть в состоянии полного одиночества. Одиночество – это и есть свобода для женщины, средство вытащить на свет божий почти погребённое Я и спросить у него: чего же ты хочешь?

В. В. слушал Инну со все возрастающей неприязнью.

— Значит, это вы надоумили её куда‑то бежать из дома, искать уединения, чтобы как следует покопаться там в собственном Я?

— Нет, это все говорится не в прямом, а в переносном смысле. И лучший способ обрести одиночество – это просто отключиться от своих повседневных дел, уйти в себя…

— В себя она уже уходила однажды, но, видимо, показалось недостаточно одиноко, решила в прямом смысле… – и вдруг спросил строго и даже грозно: — Вы знаете, где она может быть сейчас?

— Нет, — отвечала Инна, впервые по–настоящему испугавшись. – Честное слово, нет!

Она была не меньше его озадачена и все хотела что‑то важное понять, но присутствие этого большого, враждебно настроенного и одновременно растерянного мужчины мешало ей сосредоточиться.

— Мне надо немного подумать. Я должна ещё раз все проанализировать – наши разговоры с ней и все такое. Я позвоню вам вечером, хорошо?

— Так вы записывали ваши разговоры?

— Кое‑что записывала.

— Я бы хотел сам прослушать.

— Это невозможно.

— Да бросьте вы! Речь идёт о моей жене, о её, возможно, жизни и смерти, а вы тут со своими церемониями, никому не нужными. Псевдонимы, куклы… Детский сад! Вы – частное лицо, с вас никто не спросит. И я вам как частному лицу говорю: отдайте записи, касающиеся моей жены, и вообще забудьте о ней, я сам во всём разберусь.

— Но я не могу их отдать!

Лицо В. В. стало совсем жёстким и он произнёс, разделяя слова:

— Немедленно. Дайте. Сюда. Ваши записи. Если не хотите, чтобы у вас их изъяли официально, а эту вашу лавочку вообще прикрыли.

(Позже её и в самом деле прикрыли, отобрав у Инны Янковской лицензию, но был ли причастен к этому В. В. – неизвестно).

Он достал бумажник и выложил на стол стодолларовую бумажку.

— Этого достаточно? Если мало, я добавлю.

Прозвучало, как угроза.

Инна поджала губы и вышла в другую комнату.

— Вот, возьмите, — она протянула ему кассету, на крышке которой было написано от руки «Маргарита».

— Что вы мне подсовываете?

— Это она.

Значит, все‑таки был псевдоним. Ну, бабы!..

— А деньги заберите, мне ваша жена достаточно заплатила.

В. В. не отреагировал на последние слова, сунул плёнку в нагрудный карман и вышел, сильно хлопнув дверью.

12

Итак, она завела себе психоаналитика! Полгода, а может, и больше туда ходит непонятно зачем, а он, муж, ничего про это не знает. Как это может быть? Они ведь никогда ничего друг от друга не скрывали, никаких тайн не было у них (хотя тайна – на то и тайна, чтобы о ней не знать и даже не догадываться). Теперь оказывается, что она скрывала от него такую важную вещь, как эти свои визиты к психоаналитику. Рассказывала там о себе, об их семейной жизни, о своих, должно быть, обидах на него. Какого чёрта! Но возможно (теперь он уже ничему не удивится), было что‑то ещё, скрытое от его глаз, что они могли там обсуждать.

Вернувшись в дом, он заперся в кабинете и стал слушать кассету.

— Представьте себе лес. Представили? Можете глаза закрыть. Опишите, что вы видите.

— Как я должна описать?

— Расскажите, какое там время года, время дня.

— Ранняя осень, листья уже наполовину жёлтые, под ногами хрустят, но ещё не все облетели, светло, вторая половина дня…

— А какой лес – хвойный, лиственный, или какой? Что там за деревья?

— Нет, не хвойный, он такой… смешанный… берёзки есть, клёны, в общем, такой среднерусский, когда‑то на обложке букваря такой лес был нарисован.

— Хорошо. А что ещё там есть, в лесу? Грибы, ягоды?

— Там всего полно – и грибов, и ягод, ещё птиц много, они поют, перелетают с места на место где‑то в кронах, высоко…

— А вы? Вот представьте себя в этом лесу. Вот вы идёте, и что делаете?

— Я иду… по тропинке… любуюсь лесом, слушаю птиц, вдыхаю запахи, знаете, как земля в лесу пахнет, сыростью такой, мхом, мне нравится…

— А если грибы заметите, наклонитесь, возьмёте?

— Я вообще‑то в грибах не разбираюсь, мне только, если кто‑то подскажет, а так – нет, не рискну.

— А ягода если?

— Диких я тоже не знаю, а если что‑то точно знаю, то в принципе могу сорвать, попробовать, но собирать в лукошко – нет, я не любительница, мне просто нравится гулять, гулять в лесу и все. Только я одна бы, конечно, не пошла, я боюсь.