Книга Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой - Софи Ханна

Слушая Ричарда, я начала понимать, что даже самый несгибаемый человек – вроде Харриет Сиппель – вполне может поддаться его красноречию. Он так умел преподнести факты, что весь мир представал вдруг совсем в ином свете.

Негус попросил у меня разрешения привести на нашу следующую встречу Харриет и Иду, и я, скрепя сердце, согласилась.

Когда Ричард уходил, я уже безоговорочно верила каждому его слову, и все же, когда в следующий раз я оказалась лицом к лицу с Харриет и Идой и своими глазами увидела, что они и в самом деле изменились, голова у меня пошла кругом. Точнее, они остались такими же, как прежде, только теперь жаждали применить свою несгибаемую твердость к самим себе. Когда они заговорили о «бедном добром Патрике» и «несчастной невинной Франсис», я едва с ума не сошла от злости. Они не имели права даже произносить их имена.

Вчетвером мы решили, что нам надлежит исправить причиненное нами зло. Ведь мы были убийцами, если не по букве закона, так по духу, а убийцы должны платить за совершенное преступление своей жизнью. Лишь после смерти Господь сможет нас простить.

– Мы четверо – сами себе судьи, присяжные и палачи, – сказал Ричард. – Мы и казним друг друга.

– Как мы это сделаем? – спросила Ида, устремив на него полный обожания взгляд.

– Я все продумал, – ответил он. – И позабочусь о деталях.

Так, без шума и жалоб, мы подписали себе смертный приговор. Я испытала огромное облегчение. Помню, как я подумала, что мне не страшно будет убивать, если моя жертва не будет бояться смерти. Хотя жертва – не то слово. Просто я не знаю, как правильно сказать.

А потом Харриет спросила:

– Погодите. А как же Нэнси Дьюкейн?

* * *

Я сразу поняла, о чем она.

«Да, это она, – подумала я тогда, – все та же старушка Харриет». Четырех жизней, принесенных в жертву, ей было недостаточно; ей нужна была еще и пятая.

Ричард и Ида спросили ее, о чем она.

– Нэнси Дьюкейн тоже должна умереть, – сказала Харриет, и взгляд у нее был жестким, как кремень. – Это она ввела бедного Патрика в искушение, она растрезвонила о нем на всю деревню и разбила сердце бедняжке Франсис.

– Ну нет, – возразила я с тревогой. – Нэнси ни за что не согласится расстаться с жизнью. И потом… Патрик ее любил!

– Она так же виновна, как и все мы, – настаивала Харриет. – Она должна умереть. Все должны умереть, все, кто виновен, иначе все будет напрасно. Раз уж мы это затеяли, надо делать все как следует. В конце концов, если бы Нэнси тогда не разоткровенничалась, Франсис, быть может, и не покончила бы с собой. Кроме того, я знаю то, чего не знаете вы.

Ричард потребовал, чтобы она нам все рассказала. Хитро прищурившись, Харриет сказала:

– Нэнси хотела, чтобы Франсис узнала, что сердце Патрика принадлежит ей. Она рассказала тогда все из ревности и злобы. Она сама мне говорила. И потому она так же виновна, как и мы – даже больше, если хотите знать мое мнение. И если она не согласится умереть… ну, тогда…

Ричард долго сидел, обхватив голову руками. Харриет, Ида и я молча ждали. Именно тогда я осознала, что Ричард – главный среди нас. Как он скажет, когда наконец заговорит, так мы и сделаем.

Я молилась за Нэнси. Я не считала ее виновной в смерти Патрика, не считала тогда и не считаю сейчас.

– Хорошо, – заговорил Ричард, хотя, судя по его виду, ничего хорошего не было. – Мне грустно признавать это, но – да. Нэнси Дьюкейн не следовало заводить роман с чужим мужем. И уж тем более не следовало объявлять об их связи всей деревне, как поступила она. Мы не знаем, покусилась бы Франсис Айв на свою жизнь или нет, не случись этого. К сожалению, Нэнси Дьюкейн тоже должна умереть.

– Нет! – крикнула я. Все мои мысли были лишь о том, что почувствовал бы Патрик, услышь он эти слова.

– Мне очень жаль, Дженни, но Харриет права, – сказал Ричард. – Исполнение задуманного потребует от нас смелости и изобретательности. Но мы не можем позволить себе умереть, оставив в живых человека, который разделяет с нами вину. Мы не можем снять вину с Нэнси.

Мне хотелось закричать и выскочить из комнаты, но я заставила себя сидеть. Я была уверена, что Харриет выдумала причину, по которой Нэнси каялась тогда перед всей деревней; не верила я и в то, что Нэнси сама призналась в ревнивом желании навредить Франсис Айв, но мне было страшно прямо сказать об этом Харриет, к тому же у меня не было доказательств. Ричард сказал, что ему надо еще подумать о том, как привести в исполнение наш план.

Две недели спустя он снова пришел ко мне, один, и сказал, что все решил. Но знать, как все будет на самом деле, должны лишь он и я – и Сэмми, конечно, ему я все рассказываю.

Мы скажем Харриет и Иде, продолжал Ричард, что убьем друг друга, как договорились, но сделаем это так, чтобы Нэнси повесили за наше убийство. Поскольку Нэнси живет в Лондоне, то и умереть нам придется здесь, в каком-нибудь отеле, предложил Ричард. И сказал, что сам за все заплатит.

В отеле все будет просто: Ида убьет Харриет, Ричард убьет Иду, а я убью Ричарда. Мы договорились, что каждый убийца, когда придет его очередь, положит в рот своей жертве запонку с инициалами Патрика и приведет место убийства в точное соответствие с остальными двумя, чтобы полиция решила, что за все три… смерти отвечает один человек. Я хотела сказать, за три убийства, но нет. То были не убийства, а казни. Понимаете, нам пришло в голову, что когда людей казнят, то соблюдается определенная процедура, верно? Тюремные надзиратели наверняка поступают одинаково с телами всех казненных? Это Ричард решил, что все тела после смерти должны быть уложены аккуратно, как для похорон, почтительно и с достоинством. Церемониально – так выразился Ричард.

Поскольку две жертвы, Ида и Харриет, должны были написать в журнале регистраций отеля свой домашний адрес в Грейт-Холлинге, мы знали, что полиция скоро явится в деревню, начнет задавать вопросы и заподозрит Нэнси. Кого еще им подозревать? Сэмми сделает вид, будто встретил ее, когда она выбегала из отеля после третьего убийства и уронила три ключа. Да-да, именно три. Ключ от комнаты Ричарда также был частью нашего плана. Предполагалось, что Ида убьет Харриет и возьмет ключ от ее комнаты с собой, а дверь запрет. То же должен был сделать Ричард: убить Иду, взять ключи от ее номера и номера Харриет, а потом выйти и закрыть дверь. Затем я должна была убить Ричарда, забрать все три ключа и, заперев его номер, выйти с ключами из «Блоксхэма» и передать их Сэмми. А уж он должен был исхитриться подбросить их в дом Нэнси, а еще лучше – в карман ее пальто, чтобы вина легла на нее как можно тяжелее.

Не думаю, чтобы это было важно, но Патрик Айв никогда не носил запонок с монограммами. Насколько я знаю, у него таких вообще не водилось. Ричарду Негусу пришлось заказать все три запонки, чтобы пустить полицию по ложному следу. Лужа крови и моя шляпа в четвертом номере отеля тоже были частью нашего плана: они должны были навести вас на мысль о том, что Нэнси Дьюкейн отомстила за своего возлюбленного, убив всех, кто был причастен к его гибели. Когда Сэмми вызвался устроить кровь, Ричард только обрадовался. Кстати, это кровь бродячей кошки. В вечер убийства Сэмми должен был подбросить в отель записку со словами «Да не покоятся они с миром» и номерами трех комнат. Ее следовало положить на стойку портье, улучив момент, когда рядом никого не будет, после восьми вечера. Я должна была остаться живой и проследить за тем, чтобы Нэнси Дьюкейн повесили за три убийства, а если нам повезет и полиция будет считать, что я тоже мертва, то и за четыре.