Книга Плащ душегуба - Крис Эллиотт

Она ухмыльнулась желто-гнилозубой улыбкой, и я едва не окочурился от ее смрадного дыхания.

Я оглядел свою кухню. Это действительно была моя кухня! Она выглядела почти точно так же, как в мое время, за исключением шкафчиков: они не были выкрашены в мой счастливый лиловый цвет, а представляли собой первоначальные уродливые полированные ореховые панели с инкрустацией из красного дерева. Я взглянул на телефон – вместо моей грудастой Мэй Уэст я увидел вычурную Сару Бернар, а трубкой служила ее фальшивая деревянная нога. (Впрочем, о вкусах не спорят.)

Повара, дворецкие и горничные сновали взад-вперед; то и дело слышны были распоряжения:

– Еще икры!

– Еще тушеной лососины!

– Еще корндогов!

– Мадам Резерфорд требует уборщика, чтобы он прибрал перед ней на столе, прежде чем подадут следующее блюдо.

– Кто-нибудь знает, где найти герра Хеймлиха?[60]Коммодор Уэллс подавился беличьим когтем.

– Эй, красавчик, отнеси это к смешивателю в винную кладовую, – велела старая горгона, хлопая непомерными ресницами, и протянула мне бутылку шампанского.

– Да, мэм.

– Мэм? Мамашу мою так называй, а меня звать Мэри.

Она подмигнула и шлепнула меня по заднице; должен признать, мне слегка поплохело – я почувствовал себя каким-то дешевым «мальчиком по вызову» (впрочем, это не самое худшее ощущение). «Если самой Мэри, поди, за восемьдесят, – думал я по пути в кладовую, – сколько же стукнуло ее мамаше?»

Смешиватель озадаченно взял у меня бутылку и отнес в мою столовую. Дверь закрылась неплотно, и мне удалось заглянуть в комнату.

Увидев переустройство (или лучше сказать предустройство), которое учинила мадам Бельмонт в моей столовой, я просто обалдел, притом что понимал: все это в прошлом, задолго до моего рождения и до того, как эта квартира стала моей. (Попробуйте вообразить себе такое!) Громадный, от стены до стены, лохматый ковер цвета авокадо исчез, и гигантское полотно на стене, изображавшее меня в виде Персиваля в сверкающих доспехах верхом на белом коне, тоже пропало, как и мой очиститель воздуха «Шарпер Имидж», а уж, поверьте, он сейчас был бы весьма кстати. Воняло здесь жутко.

По обе стороны длинного стола, изысканно сервированного великолепным китайским фарфором и хрусталем Баккара, сидели по меньшей мере три десятка выдающихся и могущественных жителей Нью-Йорка 1882 года. Благодаря своим исследованиям я сразу их узнал: Джон Джейкоб Астор, Уильям Л. Шермерхорн, Джон Пирпонт Морган, Корнелиус Вандербилт, Арчибальд Кинг, У.С. Райнлендер и среди прочих – Роберт Гуле. На женщинах были великолепные платья из атласа и набивного ситца, сияние бриллиантовых брошей и браслетов слепило глаза. Джентльмены были в смокингах, на головах – венки из оливковых ветвей. (Ладно, братаны, ну не венки, как хотите.) Некая эфемерная девица в костюме ангела раскачивалась на трапеции над столом, наигрывая на лютне и распевая «Я вижу во сне русовласую Джинни».[61]

Пока дворецкий медленно обходил стол, подливая в бокалы шампанское, я не мог удержаться, чтобы не подслушать настоящую беседу представителей высшего общества девятнадцатого века.

Уард МакАллистер[62]сетовал, какой «блеклый и пердучий» фейерверк вышел в этом году на 4 июля, и госпожа Уильям Дункан, всегда готовая соглашаться, поддакнула ему, добавив, что шоу получилось и впрямь «прескучишным». Старый Генри Дж. Клуз заметил, что «в один прекрасный день ужасная толпа необразованных азиатов снова восстанет против призыва». Эта реплика вызвала за столом сдержанные смешки, а молодой жене старого Клуза – Люси Уортингтон Клуз – пришлось наклониться к нему и мягко напомнить, что в настоящее время призыв уже не практикуется, а Гражданская война закончилась почти двадцать лет назад.

– Несомненно, – воскликнул Генри Дж. Клуз, – несомненно! Отлично сыграно, дорогая, просто отлично! – При этом мадам Бельмонт подала отчетливый знак виночерпию, чтобы тот перестал подливать старику шипучку.

Недавно принятая в светское общество Салли Харгоус изложила в мельчайших деталях историю своего тяжелого выздоровления в Ньюпорте после нервного истощения, вызванного навязчивым видением бездомного бродяги, писающего на цветочную клумбу перед ее особняком на Пятой авеню.

Продолжая стоять, я стал понемногу клевать носом, когда Корнелиус Вандербилт и Джон Джейкоб Астор вдруг поднялись из-за стола, чтобы размяться, и отошли к двери в кладовку.

– Все готово? – понизив голос, поинтересовался Вандербилт.

– По словам Твида, готово, – ответил Астор.

– У всех есть банджо и головные уборы?

– Да, насколько я знаю.

– Правда ли, что нашли земное воплощение богини?

– Да.

– А Именослов?

– В безопасности.

– Значит, это будет настоящая сатурналия, – сказал Вандербилт, и они чокнулись бокалами с шампанским.

– За полночь и замок на Утесе Виста Крэг, – провозгласил Астор.

– За смерть земного божества, – сказал Вандербилт, – и за возвышение Щегольской Бригады.

Астор ухмыльнулся и ехидно добавил:

– Слава Ерд.

Вандербилт хмыкнул:

– Да уж, слава… скажем так… в последний раз!

Они осушили бокалы и вернулись на свои места за столом. Я ощутил, как у меня по спине прокатилась ледяная волна, как закололо шею и скрутило живот, – все эти признаки обычно свидетельствовали о приближении приступа диареи. Но я постарался об этом не думать и вам в подобной ситуации советую то же самое.

Я вырос в Нью-Йорке, поэтому точно знал, что такое «замок на Виста Крэг». Это замок Бельведер в Центральном парке. Там-то и должен был состояться в полночь смертельный ритуал. Внезапно я понял, почему капризный перст судьбы забросил меня в 1882 год: чтобы я смог доставить по сообщение моим друзьям – Калебу и Лизе.