Книга Ложь - Тимоти Финдли

У Лины нет привычки разводить церемонии. Она прокладывала себе дорогу словно мажордом, разгоняя встречных и поперечных кончиком сигаретного мундштука, который, по правде говоря, знать не знал, что такое сигарета, ибо Лина вставляла в него только свои любимые черуты, черные, ручной крутки. Она направилась прямиком к столику рядом с нами, где в одиночестве сидел широкоплечий молодой человек.

— Ну и ну! Какой большой столик! И где же, интересно, ваши друзья, молодой человек?

Тот замялся, хмыкнул. Взгляд его заметался по залу, будто искал кого-нибудь — кого-нибудь, кто придет на выручку.

— Так как же? — спросила Лина.

— Мои друзья… они пока не пришли, — наконец сказал молодой человек — Но…

— Когда вы их ожидаете?

— С минуты на минуту, мэм. В девять.

— В девять! — прогремела Лина. — Еще и восьми нет!

Молодой человек опять замялся. На свою беду.

— Позвать администрацию? — Лина лучезарно улыбнулась.

— Администрацию? Нет, — пролепетал он, запинаясь. — Нет-нет. Я…

— Благодарю вас, — сказала Лина и незамедлительно уселась за столик, молодой человек даже коктейль допить не успел. А она, утвердив свои права, совершенно перестала обращать на парня внимание и принялась распределять места вокруг него, по-прежнему не двигавшегося с места. — Здесь Айван… здесь Кэролайн… и Питер… — Имена слетали с кончика черуты и словно бы парили над стульями. — Добрый вечер, Ванесса. — Не глядя на меня.

— Добрый вечер, Лина, — ответила я, в ожидании. Но тоже не сфокусировала взгляд на ней. Посмотрела на загадочную Кэролайн и уже не могла отвести глаз, при всем старании.

Фамилию сей дамы я назвать не могу, потому что нас не познакомили. Если женщина в годах способна страдать анорексией, так это Кэролайн. Ростом она шести футов с лишним, лицо как у растерянного ребенка. Не представляю себе, где Лина Рамплмейер ее откопала. Наверняка в театре, где-нибудь за кулисами. Макияж явно театральный, вдобавок вышедший из моды. Пятна румян на щеках нанесены высоко, чересчур высоко. А губы густо намазаны помадой цвета запекшейся крови, иначе не скажешь. К тому же она носила парик не по размеру и плохо подогнанные вставные челюсти. Парик великоват, зубы маловаты. Пальцы унизаны перстнями, неописуемыми по старине и дизайну — я слышала, как она сообщила, что один из них якобы принадлежал Лукреции Борджа.

— Перстень с ядом, — сказала Кэролайн. — Видите? — И она показала, как сбоку, сквозь серебряную филигрань, можно всыпать отраву в бокал жертвы. Очевидно, перстни были подлинные. Иначе говоря, шарлатанкой ее назвать никак нельзя, она просто чистейшей воды чудачка.

Питер Мур задумчиво притих, устроив пустой рукав таким манером, что отсутствие руки нисколько не бросалось в глаза. Манжет он засунул в карман блейзера — скромной расцветки, без герба, — из кармашка которого выглядывал элегантный платочек бордового шелка, под пару аскотскому галстуку. Когда Питер прикуривал сигарету от Айвановой зажигалки, я отметила, какие у него ухоженные ногти, чистые, аккуратно подстриженные. Все эти нюансы наверняка дело рук Айвана — идеально завязанный галстук, идеальный уголок шелкового платочка, идеальная форма ногтей, хотя на людях Айван никогда не досаждал Питеру мелочной опекой. Когда они появились, я с удовольствием констатировала, что Питер даже не успел пока толком захмелеть.

Однако их появление однозначно расстроило мой план отправиться в холл следом за собственными фотографиями. Придется повременить.

Мы с Лоренсом вполне отдавали себе отчет, что наша главная задача здесь — отыскать Лили Портер, и точно так же понимали, что должны прикинуться заурядными визитерами откуда-то с побережья, компанией снобов, которые приехали потолкаться среди богачей.

119. В конце концов Лоренс пошел танцевать с Петрой. Хотя, может, вернее будет сказать, Петра пошла танцевать с Лоренсом. Главное — они танцевали друг с другом. Я наблюдала за ними родительским оком, примерно так же, как родительское око Арабеллы Барри наблюдает за мной.

Родителей Лоренса я никогда не встречала. И он никогда их не вспоминает. Нам известно только одно: они еще живы. Время от времени в почтовую ячейку Лидии поступают депеши. Что же до самой Лидии — моей тетушки и матери Петры, — то она, похоже, бросила своих детей на произвол судьбы. Если кто-нибудь из них возникает на ее горизонте, она разве что выражает легкое изумление: что вы тут делаете? После чего едва ли не виновато добавляет: милые. Иными словами, Лоренс и Петра без сомнения сироты, вроде меня. Поэтому смотрю я на них как приемная мать, и даже больше. Как мать, которой у них никогда не было.

Заметив, что Найджел Форестед вывел на танцпол не кого-нибудь, но Мэрианн, я сообразила, что настала пора действовать. Китайский жакет возьму с собой. Почему-то мне казалось, что лишний груз отнюдь не помешает.

120. Я не то чтобы не хотела от Лоренса помощи в поисках Лили — просто покамест можно обойтись без него. У почтенной пожилой женщины куда больше шансов проникнуть в глубь вражеской территории, чем у взъерошенного, сердитого мужчины, который не в состоянии скрыть свою воинственность. Просидев несколько лет в лагере, я хорошо усвоила, сколь выгодно использовать в подрывных целях именно обаяние; Лоренсу этого никогда не постигнуть.

Я встала и, проходя мимо столика Лины, как бы невзначай обронила, что хочу глотнуть свежего воздуха. Глотать свежий воздух можно сколь угодно долго, тогда как визит в дамскую комнату ограничен по времени краткостью естественных нужд.

Наконец-то я действовала в одиночку. Общество спорщика Лоренса меня совершенно не устраивало. Он упрямо твердил, что мои подозрения беспочвенны, не в пример его собственным, вполне резонным, и аргументы у меня несерьезные, поверхностные, а вот у него — глубокие, обоснованные, стало быть, ими-то и надо руководствоваться. Все меньше нравились мне и мотивы, по которым он играл в сыщика. Когда мы стояли в конюшне возле тела Колдера, я очень встревожилась, слыша, каким тоном он рассуждает о своей неприязни к Чилкотту. У меня возникло смутное ощущение, что, если Чилкотт будет схвачен прежде, чем мы установим местонахождение Лили, Лоренс с радостью выйдет из «дела», прекратив поиски. Вся эта история приобрела для него слишком личный характер, он преследовал собственные цели.

Да, безусловно, лучше действовать в одиночку.

121. Я направилась прямиком к стойке портье. Опасаясь мужчин в костюмах — хотя, возможно, их там уже не было, — я не хотела обнаруживать свою нервозность и прямо с порога озираться по сторонам. Наоборот, если они еще здесь, надо внушить им, что моя персона не представляет ни малейшего интереса. А в таком случае самое милое дело — пройти мимо них и даже бровью не повести. Если же я почувствую, что они глазеют на меня, то повернусь к ним — с улыбкой.

За стойкой дежурил бесстрастный молодой человек — про такого можно без ошибки сказать, что он снискал все награды в одном из тех учебных заведений, которые готовят жесткий, деловой управленческий персонал. Строгий пиджак, серый шейный платок — комбинация совершенно невыносимая на двадцатипятилетнем зануде. К чему бы это: поймать себя на том, что критикуешь ближнего за чистые ногти?