Книга Счастливая девочка растет - Нина Шнирман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Её у нас в стране печатали и читали лет десять. Но там есть две маленькие главы — одна называется «Культ Сталина», вторая — «Сто тысяч портретов человека с усами». В прошлом году её запретили.
Я обнимаю Маму — мне очень страшно, и я говорю тихо, шёпотом ей на ухо:
— Мамочка! Давай я пойду и очень незаметно выкину её на помойку!
— Нинуша, не волнуйся, родная, и ничего не бойся! — У Мамочки уже обычный голос и руки стали немножко теплее. — Никуда ничего выкидывать не будем — это значительно опаснее, чем то, что она будет по-прежнему лежать у нас в шкафу. Сзади! — И Мамочка вдруг улыбается. — Твой Папа сейчас очень нужен нашему государству и нашей власти, потому что он возглавляет такую важную работу для нашей страны, что мы с тобой даже представить себе этого не можем! Никто просто так у нас делать обыск не будет, если только ты случайно кому-то это не расскажешь.
— Мамочка! Я так люблю нашу семью — я же не сумасшедшая!
— Нет, ты умная, хорошая, смелая девочка! Ты никому ничего не будешь рассказывать, но ты ничего не будешь бояться! — И Мама смотрит мне в глаза. — Всё у нас тогда будет хорошо! А сейчас поди приляг на Бабушкину кроватку широкую, возьми хорошую книжку и почитай — отвлекись!
— А Сталин, Мамочка… он… знает? — спрашиваю и боюсь услышать ответ.
— Всё знает! Абсолютно всё!
— Я пойду, — говорю, — поваляюсь, почитаю.
— Иди, родная, всё у нас будет хорошо!
Я беру какую-то книгу, ложусь на Бабушкину кровать, делаю вид, что читаю, чтобы со мной никто не разговаривал. И вспоминаю 800-летие Москвы, маленького мальчика, кровавые пузыри. А ведь у Квитко написано в стихотворении, что Сталин спасёт тебя, где бы ты ни был — в лесу, тундре или на море! А мы были совсем рядом с Кремлём — почему же Сталин не спас его? Значит, это всё обман! Всё обман! Какой уж там «диван»!
Значит, есть моя семья, немного близких друзей и родных, есть просто хорошие люди — и есть они.
Они могут изъять у тебя деньги, которых у всех и так немного. Они могут сказать, что ты «враг народа», как Лялин папа, и посадить тебя в тюрьму. О ни могут разрушить твою замечательную семью из-за какой-то маленькой книжечки! А Мамочка должна была убрать фотографию своей любимой подруги. Они стерегут нас, но не охраняют, а хотят поймать и сделать с нами что-то ужасное! Но зачем им это нужно?
Я почему-то очень устала, чувствую, сейчас засну, а я днём никогда не сплю — только если воспаление лёгких. Посплю!
Бросаю к стенке книгу, накидываю на себя одеяло, свисающее с кровати, и закрываю глаза!
Ура-а-а! Мы на новой квартире! Папка четыре дня перевозил на грузовике вещи, и ему помогали его «мальчики» с работы, — по-моему, он их любит и они его тоже — нашего Папку невозможно не любить! Потом он перевёз туда Мамочку с Ёлкой и умчался в свою «Лимонию»!
Мамочка за два дня перевезла со старой квартиры на новую сначала меня, а потом Бабусю с Анночкой и Мишенькой.
И оказалось, что это не просто квартира, это две двухкомнатные квартиры. Папа не успел, и Мамочка вызвала кого-то, чтобы «прорубить» дверь между квартирами, а пока мы ходим из одной в другую через лестницу — это очень смешно!
Пришли двое мужчин — один немолодой, другой молодой. Долго курили, но потом прорубили отверстие в стене по Папиной линии, вставили туда дверь, вокруг замазали и чем-то закрасили. Мамочка пришла «принимать у них работу» и меня с Ёлкой взяла.
Дом этот строили пленные немцы. Комнаты очень красивые: потолок с лепниной и на стенах красивый бордюр с колокольчиками и листиками.
Дверь сделали, но вокруг гора чего-то непонятного и просто мусора. И Ёлка показывает Мамочке — они испортили бордюр над дверью, но его почти полностью можно восстановить.
— Попрошу вас унести всю эту гору мусора и восстановить бордюр! — говорит Мамочка пожилому мужчине — оба работают в нашем доме.
— Обижаешь, хозяйка! — улыбается пожилой. — Сейчас всё вынесем — не тебе ж таскать! А филёнку, — он покачал головой, — филёнку оттяну завтра с утречка. Да, — и он так уверенно сказал, — завтра приду оттяну филёнку!
Квартира потрясающая, но местечко, куда нас Папка завёз, «на краю света», как сказала Ёлка. Во-первых, набережная Максима Горького вообще на город не похожа: набережной нет, всё как-то изрыто, дороги тоже нет — машины подъезжают с улицы Осипенко. А около нашего дома, почти вплотную, стоят несколько маленьких страшненьких деревянных домиков. Кошмар!
Вышли мы на Осипенко — у меня прямо сердце сжалось: разве это улица? Вся в булыжнике, трамвай — ды-ды-ды-ды-ды! Перепрыгнуть её можно в два прыжка. А Первая Мещанская — такая красивая, такая широкая! Прошлись по магазинам — они все очень маленькие, только «серый» оказался побольше, его почему-то все называют «военный». Но в магазинах есть всё то же, что есть на Мещанской.
Ёлка хмурится, расстроена, а я вдруг вижу на прилавке её любимые конфеты.
— Ёлка, посмотри, — говорю, — леденцы в шоколадной пудре!
Ёлка обрадовалась, засмеялась, и мы сразу купили немножко леденцов. Но я понимаю: она не леденцам радовалась, я её очень понимаю!
Анночка сказала, что ей здесь нравится, мы с Ёлкой переглянулись и сказали: да-да!
Когда мы вернулись домой, я всё-таки немножко, совсем немножко, пожаловалась Мамочке. Она так смеялась!
— Нинуша, ты не представляешь себе, какая здесь будет чудная набережная! Маленькие домики снесут, землю всю сровняют, заасфальтируют, реку возьмут в гранит, посадят много деревьев — это будет одна из самых лучших набережных Москвы! — Она задумывается и говорит, но, по-моему, не мне: — Я всегда мечтала жить на набережной — ничего, что это не Нева, всё равно — моя мечта сбылась!
Папа приехал из своей «Лимонии», сказал, что ненадолго, скоро опять уедет. Но сказал, что завтра сведёт меня в новую школу, — Ёлка доучивается этот год в старой, 609-й. Посмотрел дверь, покачал головой.
— Мастер сказал, что придёт завтра с утречка, чтобы оттянуть филёнку, — докладывает Мамочка.
— А когда это было? — спрашивает Папа.
— Недели две назад! — смеётся Мамочка.
Квартира, конечно, потрясающая! Из-за того, что их две, у нас получается две кухни; из кухни, выходящей окнами на набережную, сделали Папин кабинет — там уже стоит его письменный стол, скоро уберут плиту, а раковину оставят — так Папка захотел. А настоящая кухня выходит на другую сторону — прямо на завод шампанских вин. Рядом с кухней комната — там живут Бабуся с Мишенькой. Из нашей огромной комнаты — если выйти на балкон, почти под нами «шампанские вина», — если встать в левый угол балкона и высунуться, видны часы на Спасской башне — это куранты, а в воскресенье слышен их звон. Это здорово! Из своей кровати я могу Анку взять за руку, а Ёлку за ногу и сказать им «спокойной ночи!». И ещё, прямо напротив, на Осипенко, две школы — женская и мужская. Но на набережную выйдешь — кошмар!