Книга Княжна Тараканова. Жизнь за императрицу - Марина Кравцова

– Будьте любезны… э-э-э… не здесь ли проживает княжна Августа Тараканова? – спросил на плохом итальянском. И с восторгом услышал:

– Си, синьоре.

Сергей едва не подпрыгнул, как мальчишка, и, высыпая на изумленного человечка весь свой словарный запас итальянского, принялся пылко умолять сейчас же, без промедления проводить его к княжне.

– Я ее друг. Я русский!

– О, Россия! – это прозвучало вполне по-русски, но все же итальянец был явно озадачен.

– Вы друг? – переспросил он. – Я секретарь принцессы, меня зовут Марио Бельцони. Я должен представить вас.

– Ошеров. Сергей Ошеров! Уверяю вас, едва вы назовете княжне мое имя, она сразу же пожелает меня видеть.

«Сразу же?» – но сейчас он не мог и не хотел сомневаться…

Бельцони впустил гостя во двор.

– Вам придется немного подождать. Принцесса в саду.

Сергей остановился на дорожке, ведущей к подъезду палаццо. Оказавшись в залитом солнцем аккуратном дворике, почувствовал что-то сродни ощущению, испытанному однажды в детстве в мужском монастыре, куда возила его мать поклониться мощам святых угодников. Тишина и чувство вхождения в другой мир, а все привычное – за воротами… Но что такого особенного во дворе итальянского особняка? Сергею казалось, что он вот-вот уловит это «что-то», а оно не давалось, выскальзывало из рук вольнолюбивой птахой…

Когда напряжение ожидания достигло предела, на дорожке, ведущей из сада, показалась она…

Августа сама шла ему навстречу. Сергей замер, весь уйдя в зрение. Это было чудо. Чудо – что он нашел ее. Чудо – что лицо, которое он помнил словно в полусне, явилось перед ним живым, еще более прекрасным. Не девочка из украинской деревни, не юная тоненькая фея французской встречи – женщина, чья красота пышно раскрылась созревшим бутоном, а жизненный опыт, видимо – печальный, придал нежному лицу строгую одухотворенность.

Она была в черном платье с серебристыми кружевами, которое так странно сочеталось с молочным цветом кожи, с локонами, светлыми без пудры.

Опомнившись, Сергей бросился к ее ногам, осыпал поцелуями руки.

– Августа Алексеевна! – шептал он. – Ваше Высочество!

– Сергей! Сергей Ошеров! – как отрадно было вспомнить этот густой певучий голос. – Нашли меня, голубчик… Но опять вы, упрямец этакий, за свое. «Ваше Высочество…» Разве можно так говорить?

– Иначе не могу! Я так долго слушал, как царевной называли самозванку… После нее… Я увидел вас… словно глотнул чистой воды. Вы – как противоядие от безумия мира. Я постоянно помнил о вас, я так много думал о вас. Я люблю вас, Августа!

– Боже мой! – княжна смотрела на него с восторженным удивлением и тихо улыбалась. – Но как же вы нашли меня?

– Это судьба! Я приехал, чтобы сказать вам: я никуда больше не уйду, я останусь здесь, подле ваших ног, я буду самым преданным вашим слугою… Не прогоняйте меня! Мне нет без вас счастья! Чтобы жить, мне достаточно просто вас видеть, знать, что вы рядом… Вы – моя принцесса, моя госпожа…

– Сергей Александрович! Право же, я тронута, дорогой мой. Тронута и удивлена, что весьма давние редкие встречи пробудили в вас такие стойкие чувства… Я не заслуживаю этого. Но думаю, пора мне пригласить вас в дом. Вы устали, взволнованны. Успокойтесь, голубчик! И встаньте с колен, прошу вас…

В старом палаццо – высокие потолки с белой лепниной, большие окна, щедро пропускающие внутрь жаркое южное солнце. Все здесь светло и ярко – светлое дерево резных дверей и полотно тяжелых штор, отделка стен – белая, розовая, золотистая… Августа провела неожиданного гостя по уютным залам с множеством картин, большей частью старинных, мастерское исполнение которых говорило о тонком вкусе владелицы.

Наконец Сергей оказался в любимой комнате Августы, единственной слегка затемненной полуспущенной шторой, куда вошел как в святилище. На изящном столике лежали в некотором беспорядке разной толщины книги – среди них Сергей заметил Евангелие в дорогом переплете с позолотой. И здесь же – русская икона. Божия Матерь, лик Которой так странно походил на молодое лицо покойной императрицы Елизаветы Петровны… Княжна Тараканова села напротив Ошерова у камина и устремила проницательный взгляд прекрасных светло-серых глаз на его взволнованное лицо. Она явно ждала, что Сергей заговорит, но молодой человек лишь безмолвно любовался ею. Молчание нарушила сама княжна – нарушила, причем, довольно необычно.

– А вы похорошели, – заметила она, – у вас в лице появилась мужественность, черты которой раньше лишь угадывались. Это красит вас несказанно… Сережа, я ведь тоже часто вспоминала вас, когда думала о России. А о России я думаю почти всегда. Именно вы тогда во Франции явились для меня посланником родной земли. Я много встречаю русских, живя за границей. И общаясь с большинством из них, не замечаю, что говорю с соотечественниками. Какая глупая мода притворяться европейцами! Сережа. Я не знаю, почему так легко говорю с вами обо всем. Может быть, вы и правы – это судьба! Скажите, неужели вы действительно разыскали меня лишь для того, чтобы сказать о своей любви?

– Да!

– Но все же, кто сообщил вам, что я здесь?

– О! Это было удивительно! – засмеялся Сергей. – Гордый пан выболтал мне ваше местопребывание, когда шпага моя уже готова была вонзиться ему в горло.

– Пан? – Августа призадумалась. – Вы должны мне, Сергей Александрович, рассказать все об этой в высшей степени странной истории с самозванкой. Я знаю лишь то, что писали в газетах. А верить всему, что пишут в газетах… При встрече вы дали мне понять, что видели эту женщину. Кто она?

– Не знаю! Да и никто не знает. Называлась принцессой Володимирской, дочерью государыни Елизаветы Петровны и графа Разумовского. Сестрой «графа Пугачева» себя величала. Еще же носила имя Али Эмете, а граф Орлов называл ее Алиной.

– Граф Орлов? Чесменский герой? Который заманил самозванку на русский корабль и отправил в Петербург? Об этой истории газеты много шумели. Возмущались вероломством графа.

– Вероломством? Не знаю. Али Эмете…

– Игрушка в руках польских конфедератов и могла повредить России?

– Вы и это знаете?

– Однажды явился ко мне некий молодой поляк и предложил…

Августа запнулась.

– Что же?

– Российскую корону!

И снова – молчание. Августа встала и подошла к полузашторенному окну.

– Вечереет, – прошептала она. – Вы любите смотреть на закат?

Сергей молчал. Княжна усмехнулась.

– Вас так просто не собьешь! Но мне на самом деле говорить об этом не просто неприятно, а страшно. Хотя в этом доме все – преданные мне люди, да и русский язык понимает одна лишь Марья Дмитриевна. Помните Марью Дмитриевну Дараган? Я вас представлю… Она стала уже совсем немощной, моя милая старушка… Сережа, все же прошу: расскажите мне о самозванке.