Книга История Энн Ширли. Книга вторая - Люси Мод Монтгомери

— Вы про это не напишете в каком-нибудь рассказе? — обеспокоенно спросила меня Ребекка Дью. С тех пор как она узнала, что я иногда пописываю рассказики и их даже печатают в журналах, она живет в постоянном страхе… или надежде, что все события, происходящие в Звонких Тополях, я вывожу в своих рассказах. Она предлагала мне в этих рассказах дать жару Принглам, но пока что Принглы дают жару мне. И до того меня допекли, что у меня пропало всякое желание заниматься сочинительством.

В саду остались только высохшие листья и голые стволы. Ребекка Дью укутала розовые кусты соломой, а сверху надела на них мешки от картошки, и в сумерках они похожи на кучку горбунов, опирающихся на посохи. Сегодня получила открытку от Дэви с десятью крестиками-поцелуями и письмо от Присциллы, написанное на бумаге, которую ей прислал приятель из Японии. Удивительная бумага — тонкая и шелковая на ощупь, а если посмотреть на свет, в ней просвечивают цветы вишни. И что это за приятель, интересно? Но больше всего меня порадовал толстый конверт, который пришел от тебя. Я перечитала твое письмо четыре раза, смакуя каждую фразу — как собака, вылизывающая до блеска свою миску. Это не очень романтическое сравнение, но почему-то оно вдруг пришло мне в голову. И все-таки даже самое толстое и нежное письмо оставляет чувство неудовлетворенности. Я хочу тебя видеть. Как хорошо, что до рождественских каникул осталось только пять недель!»

Глава пятая

Как-то вечером, сидя у своего окошка и грызя карандаш, Энн выглянула наружу в сумеречный ноябрьский мир и вдруг решила пойти прогуляться по кладбищу. Она там еще ни разу не была, предпочитая прогулки в кленовой роще. Но в ноябре наступает пора безвременья, когда листья уже опали, а снег еще не лег, и Энн казалось почти что святотатством вторгаться в лес который уже утратил свою яркую земную красоту, но еще не обрел чистоты и белизны небесной. И она направилась на кладбище. Последние дни ее одолевало такое уныние и безнадежность, что кладбище могло показаться ей вполне жизнерадостным местом. Кроме того, по словам Ребекки Дью, оно кишмя кишело Принглами. Они хоронили там своих покойников из поколения в поколение до тех пор, пока, как опять же говорила Ребекка Дью, их стало некуда совать. Энн казалось, что у нее обязательно станет легче на душе при виде такого количества Принглов, которые уже никому не могут навредить.

Терпение Энн было на исходе. Преследование Принглов все больше напоминало ей кошмарный сон. Кампания неповиновения, столь искусно организованная Джен Прингл, наконец вылилась в кризис. На прошлой неделе Энн задала классу сочинение на тему «Самое важное событие прошедшей недели». Джен Прингл написала совершенно блестяще — паршивка, несомненно, была талантлива, — но вставила в него столь оскорбительный, хотя и завуалированный, выпад против учительницы, что игнорировать его Энн не могла. Она отправила Джен домой и сказала, что не пустит ее в класс до тех пор, пока та не извинится. Это было открытое объявление войны. И у бедной Энн не оставалось сомнений, кто в этой войне окажется победителем. Попечительский совет, разумеется, поддержит Принглов, а ей предложат выбор: либо допустить Джен к занятиям, либо подать в отставку.

У Энн было очень тоскливо на душе. Она ведь старалась изо всех сил, и если бы ей на каждом шагу не вставляли палки в колеса, все было бы хорошо.

«Ничего не поделаешь, — грустно думала она. — Ну кто бы устоял против такой рати и такой тактики?»

Но мысль о том, что она вернется в Грингейбл, так сказать, на щите, приводила ее в отчаяние. Придется терпеть возмущение миссис Линд, ликование Пайнов… И даже сочувствие друзей будет причинять ей боль. Молва о ее провале в Саммерсайде разнесется по всей провинции, и пост директрисы ей уже нигде не предложат.

Но, по крайней мере, им не удалось сорвать спектакль!

При воспоминании о единственном поражении, которое она нанесла Принглам, Энн злорадно улыбнулась, и у нее в глазах вспыхнули веселые искорки.

Дело в том, что она решила силами старших школьников поставить пьесу. На сборы от спектаклей планировалось приобрести хорошие гравюры и развесить их в классах. Буквально через силу она обратилась за помощью к Кэтрин Брук — ей было жаль, что та всегда остается за бортом. Впоследствии Энн тысячу раз раскаялась в своем добром порыве: на занятиях драматического клуба Кэтрин вела себя еще более вызывающе, чем обычно. Ни одной репетиции не проходило без какого-нибудь ядовитого замечания в адрес Энн, а уж поднятые в притворном изумлении брови сопровождали почти каждое ее слово. Более того, Кэтрин настояла, чтобы роль Марии Стюарт отдали Джен Прингл.

— Никто другой с ней не справится! — заявила она. — Тут нужна яркая личность.

Энн же считала, что для этой роли больше подходит Софи Синклер, высокая девушка с зелеными глазами и пышной каштановой шевелюрой. Но Софи даже не была членом клуба и ни разу в жизни не играла на любительской сцене.

— Я отказываюсь допускать к ролям неумех. Зачем мне связываться с делом, заранее обреченным на провал? — своим обычным сварливым тоном заявила Кэтрин, и Энн сдалась.

Нельзя отрицать, что Джен отлично играла шотландскую королеву. У нее явно было сценическое дарование, и она старалась изо всех сил. Репетиции проводились по вечерам четыре раза в неделю, и на первый взгляд все шло гладко. Джен, казалось, так увлеклась ролью, что на репетициях вела себя вполне прилично. Энн предоставила Кэтрин репетировать роль с Джен и не вмешивалась в их работу. Однако раза два она поймала на лице Джен хитроватую победоносную ухмылку и задумалась: не иначе как негодница замышляет какую-то каверзу. Однажды вечером, когда репетиция уже началась, Энн зашла в раздевалку девочек и увидела горько плачущую Софи Синклер. Сначала та только трясла головой и не хотела объяснять причину своих слез, но потом во всем призналась:

— Мне так хотелось участвовать в спектакле… играть Марию Стюарт! Но я даже не член клуба… Папа говорит, что у него нет лишних денег платить еще какие-то взносы — и так каждый цент на счету. И опыта у меня, конечно, нет никакого. Но я всегда восхищалась Марией Стюарт… от одного ее имени у меня мурашки бегут по спине. Я не верю… и никогда не поверю, что она участвовала в заговоре против Дарнли. Как бы мне хотелось побыть ею хотя бы час! Но на это нет никакой надежды!

И тут в дело не иначе как вмешался ангел-хранитель Энн, который и подсказал ей ответ:

— Я перепишу эту роль, Софи, и сама буду с тобой репетировать. Во-первых, это хоть какой-то опыт для тебя. Во-вторых, если спектакль хорошо пройдет здесь, мы собираемся показать его и в других городках, и нам лучше иметь дублера на главную роль — вдруг Джен почему-нибудь не сможет выступить. Но это будет наш с тобой секрет, ладно?

Уже на следующий день Софи знала роль наизусть. Каждый день после уроков она шла домой к Энн, и они репетировали в башенной комнатке. Эти репетиции доставляли много удовольствия обеим: Софи оказалась живой и веселой девочкой. Премьера должна была состояться в последнюю пятницу ноября в городском концертном зале; повсюду висели объявления о спектакле, и места с наценкой были проданы все до единого. Энн и Кэтрин провели два вечера, украшая зал, наняли оркестр; известная певица обещала приехать из Шарлоттауна и выступить в антрактах. Генеральная репетиция прошла успешно. Джен играла великолепно, остальная труппа тоже старалась не отстать. Но в пятницу утром Джен не пришла в школу, а днем ее мать прислала записку, что у Джен разболелось горло и они опасаются ангины. «Весьма прискорбно, но об участии в спектакле не может быть и речи…»