Книга Архангелы. Битва за землю - Евгений Истомин

— Что, простите?

— Уходите немедленно! Вместе с медсестрой! И машину уберите от дома. Все возвращайтесь в клинику и не показывайтесь оттуда какое-то время.

— Но…

— Делайте, как я говорю.

Вера поднялась с дивана и подошла к шкафу с одеждой. Теперь ей понадобится что-нибудь из старого. На ходу снова поднесла трубку к уху:

— Что случилось?

— Мы с Аресом почувствовали ребенка.

— Я родила, Грасс. Только что.

— Да, но почувствовали мы его еще полчаса назад. А значит, почувствовал и Экзукатор. Может быть, даже раньше нас.

— Господи! Но что мне делать? Я с новорожденным ребенком!

— Все будет хорошо. Направляйся к Красноярску, я и Арес уже летим туда, как только приземлимся, выдвинемся тебе навстречу. Все будет хорошо. А сейчас — беги!

Вера, одеваясь, повернулась к Ларисе Федоровне. Та, стоя на месте, не сводила глаз с Веры, затем вдруг ожила и отдала распоряжение сбитой с толку медсестре:

— Даша, собирай инструменты и вместе с Валерой отправляйтесь в клинику, я скоро подойду.

Дарья кивнула и засуетилась.

— Вы тоже, Лариса Федоровна, — сказала Вера, накидывая свитер.

— Нужно укутать ребенка. Я займусь. Об остальном спрашивать не буду.

Когда Вера накинула куртку, младенец уже был превращен врачом в некое подобие кокона из пеленок и шерстяного покрывала.

— И вот еще что, — чуть поколебавшись, Лариса Федоровна положила рядом с дверью пустую сумку, — знаю, что ты на машине, но если придется пешком, то лучше возьми. Ребенок в сумке — несколько дико, но будет удобнее. Прощай.

Накинув пуховик, докторша двинулась к двери.

— Лариса Федоровна! — окликнула ее Вера, поднимая сверток с ребенком на руки. Та обернулась. — Спасибо вам. За все. И — простите.

Та ничего не ответила, просто вышла из дома.

Подавив подступившие слезы, Вера уложила младенца в сумку, немного постояла над ним, стараясь внушить себе, что так нужно, что это необходимо и временно. Затем достала из тумбочки два пистолета, сунула их в карманы и взяла сумку за длинные ручки.

37

Старый российский автомобиль, натужно урча двигателем, медленно, но уверенно взбирался по горной дороге, что и неудивительно — других дорог за свое долгое существование он просто не знал. Милорад Велькович взглянул на часы: он ехал уже третий час, значит, скоро должен быть на месте. И ведь что удивительно, вчера внук показал ему на компьютере расстояние между городом Валево, куда Милорад перебрался два года назад, после смерти жены, к дочери и ее семье, и родной деревушкой Горка, а это всего пятьдесят километров, но петлять по серпантину предстояло не меньше трех часов. Впрочем, для человека, всю жизнь прожившего в горах, это нормально. Не пешком, и ладно.

Наконец впереди показалась табличка с названием поселка, а за поворотом и первое здание, когда-то бывшее почтой, а теперь заброшенное и полуразрушенное. Горка — не самое высокое селение этой гряды, но именно здесь заканчивалась дорога. Выше цивилизация не забралась, и там жили уже вовсе отшельники.

Милорад остановил машину, выбрался из нее и подошел к багажнику, стараясь при этом не смотреть в сторону своего бывшего дома. Он приехал не сюда, он приехал к старому другу, своему единственному другу Саве Эригу, которого знал с детства и по соседству с которым прожил без малого шесть десятков лет. Если бы не любовь к внукам, Милорад и не уехал бы отсюда. Старина Савик три года назад также стал вдовцом, так что двое одиноких мужчин вполне могли бы коротать здесь долгие вечера вместе, но…

Милорад извлек из багажника пакет с гостинцами, какое-то время постоял, уткнувшись взглядом в каменистую землю, после чего не удержался и посмотрел на свой старый дом.

Покосился, бедняга. Еще год-два, и начнет рушиться. Тяжелое зрелище, ведь он прожил там столько лет. Детство, юность… Милорад не хотел просто так бросать его, но оказалось, что дом с участком здесь даром никому не нужны, не то что за деньги. Понятно, деревня медленно вымирает, молодежь уходит на равнину, в большие города, здесь остаются только старики. Сава Эриг пытался какое-то время присматривать за домом, но у него и со своим хозяйством дел невпроворот, так что скоро он эту затею оставил, и Милорад не мог винить его в том.

— Эй, Милко, хватит на халупу свою пялиться, пойдем уже! — Савик стоял, облокотившись на плетеный заборчик, и улыбался, хотя в глазах у него легко можно было разглядеть грусть. Он понимал чувства друга.

— Иду, иду!

Мужчины пожали друг другу руки и двинулись к дому Савы. Встреча произошла буднично и непринужденно, словно они не виделись всего пару дней, а ведь Милорад не был в Горке больше шести месяцев.

— Коньяку тебе привез, — заявил Милорад, по-хозяйски открывая двери. — Литр настоящего французского. На прошедший день рождения подарила дочка.

— Мне привез, ага! Как будто сам не будешь.

— Нальешь — буду, — хитро прищурился Милорад.

Сава, как это обычно бывает, засуетился на маленькой кухоньке, брякая крышками, ложками и поварешками, звякая праздничным хрусталем.

— Да в кружки бы наливал, — пробормотал Милорад.

— Скажешь тоже! Это раньше мы с тобой из кружек пили, а теперь не так часто встречаемся, чтобы из кружек-то… На кухне будем или в комнату пойдем?

— Да давай уже на кухне, что ты кудахчешь тут, как квочка. Садись уже.

— Подожди немного.

— Как живешь-то вообще? Не скучно?

— Нормально. Две недели назад внук приезжал, Борька…

— Это тот, что сейчас в Белграде живет?

— Да. Так вон, тарелку спутниковую мне приволок. Видал во дворе?

— Не заметил.

— Покажу потом. И телевизор заодно. Мой старый-то столько каналов и не ловит. А там, ты бы видел, ну если пятьдесят скажу, то точно не совру. Правда, в основном не по-нашему болтают, но и сербских немного есть. И, знаешь, как-то повеселее стало с тарелкой-то.

— И кому ты рассказываешь? Ты хоть по хозяйству здесь крутишься, а я там у них в городе только и делаю, что телевизор смотрю.

Наконец Сава выставил на стол все, что хотел, и уселся за него сам. Мужчины налили, выпили, обменялись довольными взглядами, оценив французский коньяк, и, по своей традиции, молча, тут же наполнили и выпили по второй. Занялся разговор, сначала о детях-внуках, потом принялись вспоминать, прыгая по годам своей жизни то в детство, то в зрелость, то обратно.

Они уже изрядно захмелели, когда лицо Савы приняло очень уж серьезный вид и он, перегнувшись через стол, заговорщически прошептал:

— Хочешь покажу чего необычного?

— Давай, — ответил сбитый с толку Милорад.