Книга Возвращение с края ночи - Глеб Сердитый

— Это не учения, — сказал кто-то.

— Чего? Война началась? — язвительно начал было Сашка, полуоборачиваясь на источник голоса.

— Это не учения, — повторил ласково майор в камуфляже и берете непонятного цвета, стоявший за его левым плечом чуть не вплотную.

Майор был ярким представителем азиатских кочевых народов.

Майор улыбался, как Будда Майтрейя. Его антрацитовые глазки-щелки поблескивали.

— Как это, на фиг, не учения?

Сашка подумал, что этот азиатский майор Майтрейя и есть командир, но увидел за спинами автоматчиков, как старшие по машинам бежали к некоему квадратному, как комод, офицеру, на ходу отдавая честь и вытягиваясь во фрунт еще в процессе остановки перед лицом начальствующим, и начинали лаять ему в лицо доклады.

Комод, а не Будда был командиром!

— Я требую объяснений! — рявкнул Сашка, будто шериф заштатного городка Коровья Лепешка заезжему фэбээровцу, млея от собственной борзости, но заранее зная, что объяснений не будет никаких, кроме дежурного: «Это войсковая операция!» или: «Интересы национальной безопасности!»

Но это у них. Да и то в кино. У нас обычно просто посылают на… или в… Да так непринужденно и бесстрастно, что и не обидишься.

Но азиат повел себя иначе.

— Извольте, — сказал он.

С чем развернулся через левое плечо, по-уставному, и двинулся, задавая направление.

А чтобы Сашка не терялся и следовал в кильватере майора, его подтолкнули в спину автоматами.

«Щас, блин, „руки в гору, ноги шире“, обыщут и писец!» — с обреченностью понял гражданин Воронков, лейтенант запаса.

А краем глаза отметил, что личный состав комплекса рванул врассыпную, во главе со скрывшимся в кабине боевого управления Комодом.

Но едва кунг КаШээМки заслонил пусковые от глаз Воронкова, как тубы с могучим, каким-то неприличным звуком выплюнули ракеты… Сначала две, потом еще и еще…

Сколько?

Похоже, все!

Еще через мгновение с ревом и надсадным грохотом возопили первые ракетные двигатели, в небе зажглись кометообразные факелы, обдало волной жара, и огненные хвосты, рыская из собственного ракетного, непонятного людям форса, устремились вперед к невидимой, но явно конкретной цели.

Так вот он зачем меня сюда завел, дошло до Сашки. В укрытие как бы, а вовсе не объяснения давать.

Воронков окончательно растерялся. То есть он думал, что вот приехали раздолбай военные, развернулись, сейчас свернутся и укатят. А вся беда в том, что приперли они не туда. Развернулись не там. И не желая того и не подозревая о последствиях, чуть было не похерили стратегический, хоть и дерьмовый объект. И потом им навставляют пистонов по нисходящей со звездопадом в анамнезе.

Не думал, не гадал он, что они будут палить в небо, да еще так лихо! Тут же и химзавод, и аэропорт, и город вон, и завод мусоросжигательный, и еще чего-то там, и дачи те самые элитные, которые «Пенкин шиш»… Короче, не могло этого быть как бы еще больше, чем всей чертовщины, что уже нанизалась на непрочную нить Сашкиной судьбы.

Он просто не знал, как может и как не может вести себя чертовщина. А потому готов был принять ее такой, какова она есть. Без перехода на личности. Принять и дать отпор. Но Сашка точно знал, как не могут вести себя в мирное время даже самые отпетые военные.

А эти еще и не отпетые даже, а вообще непонятно какие.

Чтобы в нынешней российской армии отыскать даже не ракетный дивизион, а таких вот старательных, умелых козыряющих офицерам солдатиков для одного только расчета… это, знаете ли…

Это куда труднее для восприятия, чем асфальтовый «мишка-топтыжка» и клешнерукие поклонники На-На-йцев!

Азиат показал пальцем в небо и спросил, улыбаясь:

— Еще объяснения нужны?

В небе что-то гикнулось и пошло со склонением в сторону горизонта, судорожно истекая, будто кровью, радужными вспышками.

Почему-то вспомнился Тунгусский метеорит, после которого вроде как долго над всем миром белые ночи с северными сияниями трепыхались.

«Попали!» — обалдело догадался Сашка и приготовился к ударной волне, которая обойдет три раза весь земной шар.

— Говном, говорите, захлебнется? — перекрикивая рев моторов, но все так же улыбаясь, переспросил азиат. — Сюжет для фильма катастрофы, а? Не находите? Пенная волна нечистот заливает город… Не тушуйтесь. Этого не случится. Но по мне чуть больше говна или чуть меньше. Город не заметит. Вы не согласны?

— Ты чего несешь, майор!? — заорал Воронков, чувствуя, как яростная волна заливает его до бровей.

— Мир.

— Чего!?

— Мир и покой. И чистое небо. Уж лучше в говне здесь, чем с крылышками там, но раньше времени. Скажете, не так? Подумайте об этом…

Сашка сжимал и разжимал кулаки, так и не зная, что сказать, и думая только, чем грозит попытка врезать со всей дури по этой круглой узкоглазой харе.

— Вам не встречались Саду? — поинтересовался майор, открывая дверцу в кургузую кабину штабной «шишиги», под аккомпанемент лязга и рева выкатывающейся прочь техники, словно в резонном опасении ответного удара.

— В каком, гля, саду?

— Саду… — блаженно лыбился Будда, — Саду — полудух, получеловек. Общаться с ним сумеет только Махаситхи… А вы готовы? Нет? Ну, честь имею. Желаю здравствовать…

Он вскочил в кабину, сделал ручкой и, ГАЗ-66-й рванул, чуть не снеся Сашке голову кузовом.

Вслед за РЛСкой, оседлавшей восьмиколесную вездеходину, буквально на ходу складывая фазированную воротину антенны.

Майтрейя сделал ручкой и был таков.

— Дурдом… — пробормотал Воронков, оставшись на разоренном поле боя. — Дауны с ракетами! Кого же они, на хрен, сбили?

Огляделся…

Валить отсюда! Валить ко всем чертям!

— Джой! Джой!

Спустя три минуты Воронков быстрым шагом двигался по тропинке к дороге, а Джой бежал где-то рядом — может быть, даже совсем близко, но плотная серая пелена не давала разглядеть ничего дальше полутора-двух десятков метров.

По логике, которую здравый смысл всячески поддерживал, покидать станцию никакой необходимости не было. До сих пор «они» вполне успешно проделывали свои фокусы с Сашкой вне зависимости, где он находился — в хорошо знакомой «им» квартире, или брел по городу, даже сам не зная, куда в следующий момент повернет. Но иррациональное, хотя от этого не менее явственное ощущение того, что паноптикум на «Южной» будет продолжаться чем дальше, тем веселее, гнало Воронкова прочь, и в конце концов он поддался, оправдавшись сам перед собой тем, что надо забрать из дома оставшиеся патроны.

Вроде бы ничем конкретным ощущение не подтверждалось: «человекообразные» оставались в тех же позах, серая груда в отстойнике лежала тихо и мирно, загадочных звуков и прочих грозных знамений тоже не наблюдалось. Неправильные военные свернулись и уехали прочь, оставив разрушения и неприятный осадок на душе.