Книга Шесть мессий - Марк Фрост

— Это Томас Эдисон, — пояснил Штерн.

Джек представил своих спутников. Узнав, что принимает у себя Дойла, Эдисон просиял, как его знаменитая лампа накаливания.

— «Генератор Холмса» во плоти, — промолвил со смехом изобретатель, но, догадавшись по недоумевающему молчанию, что остался непонятым, пояснил: — «Генератор Холмса» хорошо известен в научных кругах как предтеча электромагнитного двигателя.

— О-о-о! — протянул Дойл.

Эдисон, похоже, не находил слов, чтобы достаточно полно выразить степень своей увлеченности Шерлоком Холмсом. По его мнению, персонажи большинства романов столь невыразительны и скудоумны, что непонятно, как авторам не скучно о них писать, и тем более радостно соприкоснуться с вымышленным образом, исполненным такого умственного блеска.

Дойл был польщен.

Ученый с резвостью подростка вскочил на ноги, взбежал по стремянке возле стеллажей, снял с полки томик рассказов в кожаном переплете и попросил Дойла надписать для него титульный лист.

— Есть в работе еще истории о Холмсе? — живо поинтересовался ученый. — Уж конечно, наш герой достаточно сообразителен, чтобы найти способ решить эту маленькую проблему у водопада и спастись.

— Соображения на сей счет имеются, — покривил душой Дойл, не желавший огорчать великого человека. Иннес уставился на него, как будто он только что принялся вещать на неведомых языках.

Разговор зашел об интересовавших изобретателя рабочих привычках Дойла. Сколько часов в день он пишет? (Шесть.) Пишет ли он от руки или печатает на одной из новых механических пишущих машинок? (Авторучка.) Сколько черновиков каждой книги? (Три.) Потом разговор перешел на тайну происхождения творчества.

— Мы все детективы, борющиеся с тем главным вопросительным знаком, что стоит в конце нашего существования, — заявил Эдисон. — Думаю, во многом именно это определяет притягательность вашего мистера Холмса.

— Но ведь на самом деле он всего лишь машина, — скромно заметил Дойл.

— О нет, не согласен: при всем моем почтении к рационализму Шерлока и его хирургическому подходу к явлениям жизни наш мозг — не машина. Как мне кажется, приведенный в состояние готовности мозг вступает в контакт с неким полем чистых идей, которое следует понимать не как физическое поле вроде магнитного, но как нечто сугубо теоретическое. По моему разумению, это некое дополнительное измерение, существующее параллельно нашему трехмерному физическому миру, порой соприкасающемуся с ним, передающее информацию способами, которые остаются для нас непостижимыми. Особо подготовленными умами это воспринимается как то, что мы называем видениями, откровениями или озарениями. Фиксация того, что открывается нам при соприкосновении с этим «другим местом», и есть источник великого человеческого вдохновения.

— Могу ли поинтересоваться, сэр, что вы делали с теми шариками и стальной плошкой, когда мы пришли? — спросил Дойл.

— Вижу, откуда у нашего мистера Холмса столь острая наблюдательность, — улыбнулся Эдисон. — Уже довольно давно я обнаружил, что лучшие идеи обретали форму в моем сознании при переходе границы, разделяющей сон и бодрствование, как при отходе ко сну, так и при пробуждении. Я пришел к заключению, что именно в миг этого краткого перехода наш мозг достигает состояния оптимальной восприимчивости, необходимой для совершения контакта с этой сферой чистого разума. Однако проблема заключается в трудности поддержания сознания в этом пограничном состоянии: мы либо засыпаем по-настоящему, либо пробуждаемся. Таким образом… — Эдисон взял плошку с шарами со стола и сел, чтобы произвести наглядную демонстрацию. — Всякий раз, когда на меня нападает дремота, я сижу вот так, держа их в руке над чашей, и позволяю себе отбыть на эту промежуточную территорию. Если я засыпаю, шарики выскальзывают из руки и звон возвращает меня обратно; я несколько глуховат, мне нужен хороший громкий сигнал. Подняв шарики, я отбываю снова; чем больше практика, тем дольше мне удается удерживать сознание на грани сна и яви. Чаще приходят мысли. На их основе появляются хорошие, полезные идеи. Подобной техникой может овладеть любой, и после часа или двух, проведенных в этом продуктивном состоянии, я чувствую себя более отдохнувшим, чем после полных восьми часов в постели.

— Очень похоже на медитативные состояния, которые практикуют йоги на Востоке, — заметил Престо.

— А это действительно так? — оживился Эдисон, до сих пор не обращавший особого внимания на остальных гостей, удостаивая их разве что беглого дружелюбного взгляда. — Интересно узнать, вы заявляете это с такой определенностью, потому что сами индус?

— Я член епископальной церкви, сын ирландки, исповедовавшей католицизм, и мусульманина из Индии, переселившегося в Англию.

— Что ж, тогда, по-видимому, Америка для вас — самое подходящее место.

Вмешался Джек: бросив взгляд на карманные часы, он заявил, что им не стоит тратить драгоценное время мистера Эдисона попусту, и предложил перейти к цели их визита. Эдисон, похоже, ничуть не раздосадованный, а даже довольный неожиданным перерывом в работе, повел их через впечатляющие лабораторные помещения, которые они мельком видели в окнах. Шестьдесят постоянных сотрудников составляли штат нескольких групп, трудившихся над различными проектами. Большую часть времени ученому, на что он ворчливо сетовал, приходилось посвящать административным вопросам: на этом настояли его инвесторы.

— Теперь всем заправляют деньги, — вздыхал изобретатель. — Не то что в добрые старые времена в Менло-Парке,[20]когда творческая энергия была безгранична, так же как и доверие между коллегами.

Покинув главное здание, они вошли в низкое, продолговатое, футов в пятьдесят длиной, деревянное строение, увенчанное необычно покатой крышей. Стены изнутри были покрыты черным рубероидом, в дальнем конце помещения находился небольшой помост, задрапированный черным занавесом. Дойл решил, что шарнирные петли в углах потолка предназначены для его поднятия: но зачем это нужно? Гости заняли места на складных стульях перед квадратным белым экраном, свисавшим прямо с потолка, в то время как Эдисон скрылся за черным занавесом.

В помещении погас свет. Воспользовавшись паузой, Дойл наклонился к Джеку и спросил:

— Как ты с ним познакомился?

— Подошел к его двери без предупреждения. Три года назад, когда восстановился на службе. Представился агентом короны и предъявил документы.

— Зачем?

— Столкнулся с загадками. Хотел задать вопросы. Он, как оказалось, охотно пошел на сотрудничество. Нашел меня весьма экзотичным. Я жил у него два месяца в качестве, как объяснил он своим людям, прикомандированного инженера. Мы обменялись несколькими идеями о применении его новых технологий…

Его прервал донесшийся из-за занавеса ритмичный гул. Спустя мгновение из отверстия, проделанного в ее центре, возник луч света, затопив экран ярким квадратом, на который было больно смотреть.