Книга Палач. Книга 2 - Александр Ачлей

Что тут началось! Радостные крики заполнили все пространство Дворца правосудия, журналисты образовали толчею возле чудесным образом спасенных смертников в попытке взять у них интервью. Теле- и радиокомментаторы, захлебываясь, спешили донести сенсацию до своих слушателей и зрителей. В адрес руководства республики посыпались телеграммы от всемирных общественных организаций и национальных правительств с выражением благодарности Президенту Тимофееву за проявленные великодушие и мудрость. И в то же время заголовки газет и анонсы телепередач нелицеприятно отзывались о главных фигурантах процесса. Все говорило о том, что своим указом Тимофеев убил сразу двух зайцев: обрел многочисленных союзников во всем мире и лишил какой-либо моральной поддержки еще недавно считавших себя героями подлецов.

Чабисов недоумевал. Он явно не ожидал такой развязки. Пребывая в состоянии ступора, он сел на скамью и уставился ничего не видящим взглядом в пространство зала. Он не слышал шума толпы, не реагировал на задаваемые ему назойливыми репортерами вопросы. На самом деле он предпочел бы смерть, которая могла вернуть ему статус героя и человека, погибшего за идею. Теперь же он становился объектом для нескончаемой критики, официально осужденным преступником, что делало его изгоем. В сопровождении своих помощников и адвокатов он вскоре покинул зал суда и сразу направился в Кольцово, где его ждал готовый в любой момент вылететь в Лондон частный самолет олигарха Арановича. Через четыре с половиной часа он приземлился в Хитроу, откуда направился на свою виллу, отказавшись от встреч с друзьями по лондонской эмиграции.

Почти месяц он никуда не выходил, продолжая пребывать в странном состоянии покоя и безразличия ко всему, что его окружало. Он ни с кем не говорил, за исключением слуг, общение с которыми ограничивалось двумя-тремя фразами. Не интересовался политикой и экономическими новостями. При этом внутри него не прекращалась какая-то малопонятная ему самому работа. Он мог внезапно вспомнить эпизод из прошлого, за который ему вдруг могло стать стыдно. Иногда ему хотелось плакать, что было совсем недопустимо. В общем, в нем начинала просыпаться совесть, чего он от себя вообще не ожидал.

Но этим не ограничивались навалившиеся на него проблемы. МИ-6, которая ранее, до его «бегства» (а именно это было официальной версией его исчезновения с яхты) в Екатеринбург, всячески поддерживала все его начинания в пределах Британского Содружества, стала относиться к нему явно враждебно. Ранее такая милая Элизабет Ботвелл, курировавшая его как один из руководителей этой организации, превратилась в сухого чиновника, не желающего общаться с предателем, каковым она его искренне считала. Такое отношение к нему Секретной службы Ее Величества королевы Великобритании сразу же закрыло перед Чабисовым все двери британского высшего света, превратив его в одночасье в персону нон грата, то есть в личность, лишенную доверия, от которой как от черт от ладана шарахались все приличные семьи в Лондоне. Атмосфера вокруг него становилась невыносимой. Он долго колебался. Но в конце концов принял решение…

В конце сентября 2017 года в Центр психического здоровья в городе Модена (Италия) из Лондона был доставлен очень важный пациент, изъявивший желание провести курс лечения у доктора Фонтана.

Глава XXXVI

Наказание
(Модена. 2018)

Чабисов страдал от обиды. Он так много сделал для мира (да-да, свою деятельность он мерил только вселенскими масштабами!), для человечества, для этой нации рабов, холопов и воров — русских! И что взамен? Его признали виновным в геноциде своего народа — хотя какой он свой? — в развале страны; в служении каким-то злым силам, впрочем, вполне четко определенным. Ненависть русских он бы еще мог перенести. Но от него стали отворачиваться бывшие друзья и соратники из столь милого его сердцу англосаксонского истэблишмента. До него стали доходить слухи, что о нем в высшем свете стали отзываться несколько иначе, чем это было раньше. Нет-нет да проскальзывало оскорбительное «предатель», поскольку, с точки зрения «васповской» элиты, служение не своему народу, а чужому — это очень некрасиво, неэтично, неприемлемо. Все чаще в домах, где он раньше был принят, хозяев не оказывалось на месте на момент его визита. Его реже стали приглашать на знаковые встречи, великосветские тусовки, в закрытые клубы. Да, все признавали, что он неординарен и умен. Но… Все-таки приговор международного трибунала значил очень много. И как после этого, без потери лица, можно здороваться за руку с преступником?

Всегда любимый Западом Антон вдруг оказался тем же самым Западом отторгнутым. И это несмотря на долгую и безупречную службу. На принесенные жертвы. На удивляющую даже его друзей-младореформаторов преданность делу «капитализма». Нет!!! Вынести это было невозможно. Чувство обиды сжигало его. Оно не давало ему спать. Оно мучило и терзало его в течение дня. Заглушить его не могли ни лекарства, ни алкоголь, ни наркотики. Он сильно сдал, похудел, становился все менее адекватным, по каждому поводу раздражался. В его настроении все чаще наступали резкие перепады — от полнейшей апатии к неудержимой агрессии. И все бы ничего. Но однажды, после того как он из-за какой-то мелочи чуть не задушил собственного камердинера, стало ясно, что ему срочно требуется лечение. Иначе он закончит свои дни на нарах. Осознав это, он сразу же вспомнил Алессию, мысли о которой гнал от себя все последние месяцы. Но, решившись на лечение в психиатрической клинике, он вдруг понял, что сможет довериться только ей. И дал соответствующие распоряжения своим стряпчим. Те сразу же связались с Моденой и договорились о госпитализации в Центре психического здоровья Алессии Фонтана некоего мистера Смайса из Лондона. Поскольку речь шла о ВИПе, все формальности были улажены достаточно быстро, и вскоре в клинику доставили вышеуказанного господина. Он сразу же получил необходимые для снижения тревожного фона препараты. Алессия навестила его только на следующее утро.

Открыв дверь в палату-люкс, она, ничего не подозревая, подошла к кровати, на которой, укрывшись с головой, лежал пациент. Первым желанием Алессии было уйти, закрыть дверь и не беспокоить больного. Однако она почему-то осталась. Через какое-то мгновение одеяло начало медленно сползать с головы англичанина. Алессия не сводила глаз с мистера Смайса, который вначале показал свою все еще достаточно приличную шевелюру, затем лоб, глаза… Когда он открыл свое лицо полностью, Алессия впала в состояние шока и была не в силах отвести взгляд от того, кого год назад передала в руки правосудия. Нет. Это был не страх. Скорее это была боль от того, что она увидела Чабисова в столь плачевном состоянии. Он был крайне худ. От его рыжих волос мало что осталось. Огромные темные круги под глазами свидетельствовали о сильном душевном расстройстве. Но самое главное — взгляд! На нее смотрел не победитель-супермен, сумевший в свое время разрушить одну из самых великих за всю историю человечества империй, а маленький, жалкий, глубоко страдающий человек с потухшим, «высушенным» взглядом, в котором читалась мольба о помощи.

Алессия резко выдохнула, чтобы восстановить дыхание, после чего часто и мелко задышала, дабы успокоить бешено колотящееся сердце и унять волнение. Это был старый, но верный прием, не раз помогавший ей в жизни. Она выдержала напряженный взгляд Антона, взяла его за правую кисть, приподняла и сделала вид, что сосредоточилась на измерении пульса. После чего мягко вернула его руку в исходное положение, что-то черканула у себя в блокноте, ободряюще ему улыбнулась и вышла из палаты. Едва переступив порог своего кабинета, она достала из холодильника початую бутылку красного вина, налила себе полный бокал и залпом выпила. Через десять минут она полностью успокоилась, запросила историю болезни английского пациента, после чего сообщила персоналу о том, что лично будет заниматься его лечением.