Книга Т-34 - истребитель гархов - Игорь Подгурский

— Вот и я, хе-хе! У тебя когда смена кончается?

— В восемь, — уныло отозвался Митя.

— Так это здорово. Поехали в Малый Кисловский, я там до работы посплю в твоей машине. Мне сейчас уже без толку куда-то ехать. Согласен?

Митя промычал в ответ что-то неопределенное, выруливая в сторону эстакады. Молчать не было сил, и таксист задал парню первый подвернувшийся вопрос:

— Скажите, а как вы попали на Рижский? Ну, так быстро?

— Так поездом. Электричкой. Что смотришь? Моя дача где? На Волоколамском шоссе. Оттуда электрички очень быстро ходят, вот я собрался, да и на поезд. Мне там пять минут до станции.

Митя уже открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но пассажир оказался быстрее:

— А с тобой я не мог поехать, тебе же больше четырех взрослых пассажиров нельзя, — парень говорил лениво и добродушно, быстро взглядывая по сторонам. — Я бы получился пятым, понимаешь? К тому же моим друзьям на Поклонную было нужно, а мне там что делать? Так ведь? Все просто, не усложняй.

Митя потерянно молчал.

Еж облокотился на свою спортивную сумку и потихоньку начинал дремать. В багажном отделении Рижского вокзала красавца «Дукати» еще при нем начали паковать в крепкий деревянный ящик. Отправят куда-нибудь в Литву под видом какой-нибудь фаянсовой ванны, совершенно непонятно, как они там это делают, да это и не нужно никому знать, а через пару недель Эроз Сантини получит «Гипермото» в Милане — обкатанным и целехоньким. Надо ему утром написать письмо. Хороший аппарат, только над выхлопом поколдовать, да над передней вилкой.

Митя свернул на Бульварное кольцо:

— Мы перед Гоголевским уйдем на Знаменку, по Староваганьковскому на Воздвиженку — и на месте. Так?

— Похоже, только там еще покрутиться придется по переулкам, поворота направо нет.

Митя согласно кивнул головой. Он любил пассажиров, знающих Москву. Этот, с ежиком, Москву знал от и до, сразу видно.

На Воздвиженке пришлось постоять: из Малого Кисловского переулка одна за другой выезжали пожарные машины с синими огоньками. С сиплым гудением они мчались куда-то по Новому Арбату, в сторону Кутузовского проспекта. Несколько белых машин с мигалками выскочили с Манежной и бросились вслед за пожарными.

— Ого, МЧС! Интересно, что там случилось?

— Шеф, ты окошко прикрой, а то рокеров развелось, поспать не дадут. Самолетов себе накупят и летают по городу! От шума деваться некуда, — пробормотал сонный пассажир, обнимая баул. Из баула выпирало что-то большое и круглое, как арбуз.

— Наверное, сейчас арбузы уже никакущие! Октябрь месяц, чего уж там. — Митя плавно вырулил на Никитский бульвар. — Заедем с Никитской, так проще. А вообще, каждому овощу положен свой срок. В нашей полосе это так, чай, не в тропиках живем!

Пассажир не отвечал. В четыре утра — самый сон, веселые картинки.

Глава 7 ПАЛЕЦ ДРАКОНА

Серапионов прохаживался по кабинету и часто выходил в холл. Андрея не было, и Седой раздражался еще больше, вспоминая, что сам послал адъютанта на поиски Федора.

Канунников исчез. Он и раньше уезжал внезапно и надолго, как и сам Седой, но это был первый его отъезд за двадцать лет, о котором Серапионов не был предупрежден хотя бы намеком.

Капитан Еремин вернулся в дом на Волхонке затемно. Новости, которые он принес, были не менее удивительны, чем пропажа Федора Исаевича. Генерал-лейтенант Харитонов в срочном порядке был откомандирован в Хабаровск. Вместо него был назначен генерал Луговской, крепкий специалист по тыловому обеспечению. В Генштабе не осталось ни одного заместителя Харитонова, ни одного сотрудника: они все отправились с генерал-лейтенантом, вплоть до машинисток.

Хабаровск! Все уехали — значит, и Федор? Серапионов усадил адъютанта пить чай. Усталый и голодный Еремин набросился на бутерброды. Арсен Михайлович налил себе крохотную чашечку золотистого чая и подошел к карте, обыкновенно скрытой плотными черными шторами. Проект «Тоннель дракона» был до такой степени сложным и запутанным, что сам Харитонов никогда не вникал в детали. Он никогда не вмешивался в проект, спокойно и доброжелательно принимая ежегодные отчеты и периодические доклады полковника Канунникова. Генерала совершенно не заботило, что его сотрудник фактически подчиняется заместителю наркома другого ведомства, и от участия в проекте он ждал для Генштаба только одного результата: получить возможность стремительной переброски войск на огромные расстояния. Физическая суть явлений, лежащих в основе тоннелей и перекрестков, его не волновала. Есть земля, и по ней можно передвигать армии и припасы. Есть море, и по нему можно перемещать войска в надводном и подводном положении. Есть воздух, и есть военная авиация. Почему бы не использовать дополнительные возможности, буде таковые отыщутся? Кроме всего прочего, Канунникова он знал еще по царской армии и доверял ему куда больше, чем скороспелым выскочкам, усердно выбивающим друг друга из руководящей обоймы интригами и доносами. Серапионова тоже все устраивало, но нынче вечером он впервые ощутил неудобство, скрытое в совместных разработках: ситуация не всегда определяется его личными возможностями. Конечно, Седой предвидел возможность чего-то подобного, и дважды намекнул Сталину, что неплохо бы отдать «Тоннель дракона» в одни руки. Первый раз Верховный Главнокомандующий просто отрицательно покачал головой, а после второго упоминания так посмотрел на Серапионова, что тот понял: в третий раз о том же самом лучше не заговаривать. Сталин никому не позволял трогать, а тем более — передвигать кирпичики деспотического здания, которое он возводил и одновременно перестраивал. Здание изменяло мир и людей, и должно было подстроиться под изменения. Без сомнения, «Тоннель дракона» был одним из важнейших кирпичиков будущего, и Верховный предпочитал, чтобы ни армия, ни органы безопасности не властвовали над проектом безраздельно.

Связь с Харитоновым должна была наладиться только через два дня, не раньше. Новый хозяин принимал дела, запершись в огромном кабинете с десятком сверхсекретных папок, а без его ведома никто ничего не скажет.

Серапионов отыскал бы Хабаровск на карте и с закрытыми глазами. Неужели Федор там?

— Андрей, а что дома? Что говорят соседи? Да ты сиди, сиди!

— Соседи не видели товарища полковника со вчерашнего утра. Дворник видел, как он утром уехал на служебной машине, и больше не объявлялся. — Адъютант блаженствовал, держа в руке крохотную чашку с дымящимся чаем. Он уже пришел в себя после бесконечных разъездов и расспросов, а генеральский чай привел его в бодрое расположение духа.

— Давай-давай, пей чай, бери печенье в вазе. Ты еще молодой, тебе есть да есть, — проворчал генерал. — Заварить еще чаю?

Еремин радостно закивал головой. Генерал заваривал «жемчуг дракона» так, как никому другому не суметь, сколько ни старайся.

* * *

Бронированный автомобиль почти не трясло даже на брусчатке Васильевского спуска. Седой вот уже который раз удивлялся жестокости большевиков и их упорству в достижении цели. Конечно, не всех большевиков, а главных, тех, кто был пастухами. Стаду большевики громогласно внушали, что оно, стадо, управляет жизнью и является хозяином великой страны. Соответствующие песни, стихи, киноленты, статьи день и ночь трубили об этом. Тем же, кто имел глупость поверить и высовывал голову, ее показательно, с хрустом отрывали. Проявлять свои способности без особой опасности для жизни можно было только в направлении, проложенном вождями. Это так и называлось: курс партии. Особенно забавляло, что и за следование курсу могли оторвать голову: слишком усердно, слишком медленно, очень буквально… Простор для расправы с неугодными оставался широчайшим. Однако Васильевский спуск… Совсем недавно это была не булыжная плешь между Красной площадью и Москворецким мостом, а оживленный городской квартал — с домами, храмами, лавками, ничуть не хуже Зарядья и Солянки. «Народная» власть почему-то от этого ежилась, опасаясь близости к народу гораздо больше, чем проклятые цари-самодержцы. Квартал, слишком близко подступавший к Спасским воротам Кремля, был снесен без жалости и колебаний, а Москворецкий мост перенесен ближе к Красной площади, став продолжением Ордынки. Серапионов ухмылялся, вспоминая, под каким соусом это было подано в газетах придворными архитекторами. Ему, кадровому офицеру, все было ясно: вокруг красной цитадели создавали открытое пространство, которое миновать без жестоких потерь невозможно. Даже узенькая и кривая Тверская улица была выпрямлена и расширена так, что со стен и башен Кремля просматривалась и простреливалась насквозь. То же и с Москворецким мостом — теперь и мост, и весь Васильевский спуск лежали как на ладони. Да, Романовы столь усердно от своих подданных не прятались, даже после кровавых выходок ничтожных бомбистов. Большевики были рациональнее и жестче, а значит, жизнеспособнее царей. Красные князья были реалистами: им не нужна была посмертная любовь подданных, их вполне устраивала пожизненная власть.