Книга Пятнистый сфинкс - Джой Адамсон

Родители вели себя совершенно необычно — они оставляли птенцов одних на целую ночь, а свои родительские обязанности сводили лишь к кормежке голодной троицы. Через десять дней (полагаю, что к этому времени птенцам было от силы две недели) родители попытались заставить их слететь с гнезда. Крохотные птенчики только кружили по площадке недалеко от ее края, но прошло еще два дня, прежде чем они спланировали вниз. Для них это было событие огромной важности — пролететь прямо до веревки для белья, уравновеситься как можно лучше на этом незнакомом канате, окинуть взглядом огромный мир, небо, деревья. Они так переутомились, что тут же и уснули на своем неустойчивом насесте. Мне в первый раз удалось хорошенько рассмотреть их. Я с восхищением заметила, что они щеголяют почти в полном оперении. Их круглые тельца сверху были покрыты угольно-черными перьями; сероватые шапочки уже становились красными, а шелковистые пышные перышки на брюшке отливали чистейшей белизной. Им оставалось отрастить только хвосты — пока что это были крохотные зачатки, мало помогавшие в полете. Следующие пять дней родители по утрам давали уроки полета всем птенцам по очереди. Они стартовали с бельевой веревки и летели по большому кругу, приземляясь на куст у дороги. Там они немного отдыхали и вновь повторяли урок. Они неизменно усаживались на один и тот же куст, и мне приходилось объезжать это место, когда я отправлялась на поиски гепардов, — нельзя же нарушать установленный порядок.

С каждым днем их полеты становились все продолжительнее, птенцы уже не порхали, а летали, как взрослые, хотя хвостики у них все еще были маленькими. Иногда они пропадали целыми днями, но на ночь обязательно возвращались в свою детскую на картонке. Только через двенадцать дней они покинули палатку. Еще несколько дней я могла наблюдать за птенцами — они держались возле лагеря. Но вот пришел день, когда я потеряла из виду это очаровательное семейство, — через восемьдесят три дня с того момента, как родители начали строить первое гнездо (с 18 июня по 8 сентября). В последний раз я видела всех троих на веревке для белья — они щебетали во все горло, словно прощались со мной.

Тем временем мы продолжали разыскивать Пиппу и ее семейство, но наткнулись только на четырех львов; они сонно подняли головы из травы, когда мы подошли на двадцать ярдов, и тут же перебрались в соседний куст. Через четыре дня мы наконец нашли семейство Пиппы в полумиле от лагеря. Они так изголодались, что набросились на принесенное мясо, кусая и царапая друг друга. Но Мбили очень скоро забралась на дерево, чтобы удрать от всей этой воркотни и драки, и дожидалась там, пока я ей выдам ее долю, которую она проглотила в один прием. Следующие несколько дней дул сильный, резкий ветер, и все мы, не исключая гепардов, очень нервничали. Гепарды заметно беспокоились и прятались даже от Локаля; выходили они, только увидев поблизости меня. Но тем не менее Пиппа дважды за эту неделю побывала в лагере. Она направлялась прямиком к холодильнику и, едва дождавшись, пока мы положим мясо в корзинку, вела нас за реку к Охотничьей акации, где прятались ее дети. Мбили, как всегда, поджидала на ветке, пока я накормлю ее из рук; к сестрам она спускалась только после того, как прекращались их распри; разумеется, к этому времени почти все мясо бывало съедено. Это меня очень тревожило: как же она выживет, не умея отстаивать свою долю? Я решила, что необходимо подкрепить Мбили, и увеличила порцию причитавшихся ей витаминов; самой питательной в их рационе была костная мука, но гепарды ее не любили, и мне приходилось выдумывать разнообразные фокусы, чтобы скармливать им эту муку.

В середине сентября 1967 года семейство снова пропало. В конце концов мы нашли их следы возле провалившегося моста через Ройоверу — у самых границ их тридцатимильных владений. Потом мне сообщили, что на другом берегу видели двух гепардов, и я испугалась, что во время переправы через кишащую крокодилами реку случилось несчастье. Еще больше я расстроилась, когда у того переката, где как раз могли проходить гепарды, нам попался крокодил восемнадцати футов длиной. У другого переката мы видели семерку черепах, принимавших солнечные ванны рядышком с крокодилом поменьше. Пришлось продолжать поиски на равнинах за Ройоверу; на это ушел почти целый день, и мы выбились из сил — стояла страшная жара. Однажды нам попалось стадо канн — это самые крупные антилопы в Африке, их вес доходит до 1500 фунтов. Среди них были и зебры — штук пятьдесят. Как только мы подошли, антилопы разделились: одна группа — две самки и бык — окружила пятерых маленьких телят, явно намереваясь защищать их, а остальные вместе с зебрами бросились бежать. Мы вернулись на это место часом позже — маленькая группа все еще держалась особняком, и мы подумали, что у канн, возможно, тоже существуют «детские сады», как и у импал.

В это беспокойное время нас развлекали зеленые мартышки — с каждым днем они делали все более дерзкие вылазки к нам в лагерь за плодами, которые созревали на тамариндах. Я любила этих грациозных обезьянок — они нередко будили меня по утрам, хрустя бобами у входа в мою хижину, пока я не шевелилась. Павианы были далеко не так очаровательны, но они тоже любили плоды тамаринда и держали нас в осаде весь день напролет, поджидая, когда можно будет напасть на лагерь. Тогда они прыгали на крыши хижин, как армия мохнатых гномов, набивали защечные мешки и с дикими воплями удирали на соседнее дерево — чтобы дождаться момента, когда можно будет совершить очередной налет. Жители Индии и Африки тоже очень любят плоды тамаринда: сочная, липкая, богатая витаминами мякоть обволакивает твердые семена и похожа по вкусу на горьковато-сладкое варенье. Из этих плодов получается очень вкусный напиток, а твердые, как камешки, семена, растертые с водой, прикладывают к местам, укушенным скорпионом, чтобы уменьшить боль.

Прошло уже одиннадцать дней с момента исчезновения гепардов, когда я отправилась искать их за четыре мили от Скалы Леопарда, в окрестности первого лагеря Пиппы. Это было единственное место, которое мы еще не обследовали, потому что до сих пор Пиппа никогда не уводила своих детей в такую даль. Поэтому я удивилась, увидев свежий след у болота — два года назад оно было первой охотничьей территорией Пиппы. Мне стало ясно, что она опять расширяет свои владения, включив в них и свой старый дом. След привел нас обратно к Скале Леопарда, но примерно в полумиле от нее нам стало трудно разбирать следы на каменистой почве. Я чувствовала, что Пиппа где-то близко, и звала ее не переставая. Наконец я увидела, как четыре гепарда высунули головы из травы и тут же спрятались снова. Именно в этом месте два года назад мы видели Пиппу с самцом. Я стала осторожно подходить к ним, боясь, что молодые вот-вот удерут, но они посмотрели, как я села возле Пиппы, и начали мурлыкать. Все они прекрасно выглядели, и даже Мбили поправилась. Следом за мной, не спеша семейство спустилось по гребню к зарослям высоких акаций, где и уселось отдыхать. В детстве Пиппа очень любила это место: отсюда можно было наблюдать, как рано утром на аэродроме резвятся самые разные животные; отсюда было видно и что делалось у Скалы Леопарда.

Я была рада, что после одиннадцати дней разлуки все гепарды отлично выглядели и даже есть не хотели! Я дала молодым молока с фарексом; двое стали играть возле термитника, а Мбили, сидя в сторонке, наблюдала за Скалой Леопарда. Убедившись, что все гепарды сыты и довольны, я поехала к директору парка, чтобы поговорить с ним о том, что необходимо до начала дождей сжечь старую траву. Я знала, что наши гепарды будут в безопасности возле Скалы Леопарда, и предложила начать пал вокруг моего лагеря в двенадцати милях от них. Директор дал разрешение и даже предложил вырыть защитные канавы по всей форме — он только что получил огромный трактор для работ в парке. Значит, на этот раз нам не грозит опасность пожара. На следующий день трактор пробился к нашему лагерю, сделал широкие противопожарные канавы по обе стороны речки и даже сравнял оба берега, чтобы на всякий случай был брод для машин. Потом появился директор парка; он прихватил с собой не только бригаду рабочих — они должны были помочь нам выжигать траву, — но и целый выводок только что вылупившихся страусят, которых он подобрал на дороге, чтобы уберечь от пожара. Всех страусят ему не удалось изловить: одного унес какой-то пернатый хищник, а двое убежали с родителями.