Книга Вторжение в Империю - Скотт Вестерфельд

Но вот Хоббс вспомнила лицо Зая в то мгновение, когда онвыгнал ее из блистера, и ее охватило отчаяние. Его гнев что-то в ней надломил —что-то такое, о существовании чего она не догадывалась, чему она так глупопозволила родиться и вырасти. А самым горьким и стыдным было то, что она ивправду поверила, будто бы Лаурент может спасти себя ради нее, ради КэтриХоббс.

Но уже через несколько минут об этой глупости можно будетзабыть навсегда, как и о капитане.

Хоббс до боли сжала руками широкие подлокотники капитанскогокресла. Столько власти — только руку протяни, но еще никогда в жизни она нечувствовала себя такой беспомощной.

Она снова посмотрела на изображение «Рыси» на воздушномэкране. Скоро корабль перестроится и примет боевую конфигурацию, приобрететвнезапную и жуткую красоту. То, чему суждено произойти, произойдет. Хоббс почтихотелось, чтобы сигнал тревоги раздался поскорее. Хотя бы этому несносномуожиданию придет конец.

— Старший помощник.

Голос прозвучал у нее за спиной.

— Позвольте мне занять это место.

Разум Хоббс был готов взорваться, и все же выучка и привычкак субординации сделали свое дело. Она послушно встала, развернулась ипочтительно отступила от кресла, которое ей не принадлежало. Ее поле зрения покраям покраснело, как при начале перегрузок.

— Капитан на мостике, — с трудом выдавила она.

Ошарашенные офицеры вскочили и застыли по стойке «смирно».

Зай кивнул и уселся в командирское кресло, а Хоббс чуть лине на цыпочках вернулась на свой обычный пост. Все еще не до конца придя всебя, она скользнула в знакомые контуры кресла.

И посмотрела на Зая.

— Учения, о которых мы говорили, отменяются,Хоббс, — проговорил он негромко. — Не откладываются, а отменяются.

Хоббс ошеломленно кивнула.

Зай повернул голову и посмотрел на воздушный экран. Хоббсзаметила, как поспешно отвернулись все остальные офицеры. Некоторыевопросительно воззрились на нее. Она же только облизнула пересохшие губы ипродолжала не мигая смотреть на капитана.

Зай обвел взглядом изображение «Рыси» и улыбнулся.

Если Хоббс правильно понимала, Лаурент Зай только чтоотбросил все понятия о чести, достоинстве и традициях, с которыми родился и вырос.

И при этом он выглядел… счастливым.

Значит, ее слова все же возымели действие. Еще одно,невыразимо долгое мгновение Хоббс не могла отвести глаз от его лица.

А Зай вдруг нахмурился и резко зыркнул на нее.

— Хоббс?

— Сэр?

— Скажите на милость, почему у меня на мостике такаяжуткая холодрыга?

На десять лет раньше (по имперскому абсолютному времени)

Сенатор

Лаурент совершенно неожиданно заговорил о Дханту.

Нара ощущала его раны, странные пустоты в его теле. Протезыона не могла чувствовать эмпатически, но психологические фантомы конечностейпокрывали их, парили над ними, будто призраки. Одна рука, обе ноги, дажеполость искусственного пищеварительного тракта излучали сверхъестественноесвечение, и Лаурент представал перед ней, как вручную заретушированныйфотоснимок.

Вызывавший апатию препарат постепенно рассасывался в кровиНары и терял свое действие, и с каждым часом эмпатия проявлялась все сильнее.Эмпатический дар Нары после химического подавления восстанавливался в дваэтапа: сначала чувствительность давала о себе знать резкой вспышкой, а потомувеличивалась постепенно. Так робкий зверек выбирается из норки после грозы.

Даже здесь, в своем полярном убежище, в тысячах километровот ближайшего крупного города, Нара опасалась совсем отказаться от лекарства.Присутствие Лаурента вводило в ее жизнь фактор неизвестности. Он был первымгостем, приглашенным в это жилище на полюсе, первым человеком, рядом с которымона рискнула высвободить свой эмпатический дар после того, как поселилась наглавной имперской планете.

Она гадала о том, что заставило ее привезти сюда этого«серого» воина. Почему она так откровенно рассказала ему о своем детстве? Посути, он был одним из ее врагов. Теперь Нарой овладела растерянность. Отдолгого разговора о ее болезни во рту у нее остался неприятный металлическийпривкус. А слова Лаурента «Это безумие» очень больно ужалили ее.

Теперь она молчала. Ее мысли блуждали, в камине догоралидрова.

Полярное поместье Нары было царством безмолвия. Здесь, набезлюдном крайнем юге, действие ее эмпатического «радара» могло простираться накилометры и искать человеческие эмоции, как лоза ищет воду. Порой ей казалось,что она способна проникнуть в холодные, медленные мысли растений, населявшихвыращенные домом многочисленные сады. Вдали от столичных толп Нара словно бывозвращалась на промозглые пустоши Вастхолда.

Но когда капитан-лейтенант Лаурент Зай начал свой рассказ,эмпатический настрой Нары покинул эти пустоши и сосредоточился на этомсдержанном и напряженном человеке, на застарелой боли, жившей внутри него.

— О том, чтобы на Дханту отправили карательнуюэкспедицию, запросила местная губернаторша, — сказал Зай, глядя на далекийводопад. Струи воды падали на поверхность величественного ледника, языккоторого тянулся к дому с восточной стороны. Из-за разницы температур отледника на фоне заходящего солнца поднималась туманная пелена.

— Потом выяснилось, что губернаторша была пособницейврагов, — продолжал Зай. — Она происходила из добропорядочногосемейства, ее предки относились к числу первых союзников Императора на Дханту.Но с самого детства у нее бродили изменнические мысли. Она обо всем написалаперед тем, как ее казнили, проболталась о том, что лишь ненависть заставила еедобиться поста губернатора-префекта. Оказалось, что нянька с колыбели растилаее в презрении к Императору в частности и к оккупантам вообще.

— Рука, качающая колыбель, — задумчиво проговорилаНара.

Лаурент кивнул.

— У нас на Ваде не принято держать слуг.

— На Вастхолде тоже, Лаурент.

Он улыбнулся ей. Может быть, вспомнил о том, что спартанскийобраз жизни на его «серой» планете не слишком сильно отличается от аскетичноймеритократии секуляристов. Будучи полярными противоположностями с политическойточки зрения, ни те ни другие не походили на обитателей Утопии. И монахи, иатеисты ходили босиком по голому полу.

Нара обратила внимание на то, что Лаурент употребил слово«оккупация» для определения того, что было принято именовать «ОсвобождениемДханту». Конечно, он своими глазами видел издержки прямого императорскогоправления и то, как это правление сказалось на Дханту, поэтому не нуждался вэвфемизмах.

Зай сглотнул подступивший к горлу ком. Нара почувствовалаокутавший его холодок, дрожь, пробежавшую по фантомным конечностям.