Книга Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

— Да, я хочу дать подробные показания по эпизоду об убийстве, — сказал Лудов вдруг совершенно спокойно и отчетливо, только переведя дух.

— У адвоката есть возражения?

— М-м-м… Нам надо посоветоваться, ваша честь.

— Сейчас. У обвинения нет возражений? У вас, Виктория Эммануиловна?

— Нет, ваша честь, пусть рассказывает, — неожиданно согласилась прокурор.

— На усмотрение суда, — брезгливо сказала Лисичка.

— Вы хотели посоветоваться…

Елена Львовна подлетела к окошечку аквариума и торопливо зашептала:

— Я поняла их тактику, Лудов. Слушайте. Мы с вами отказались от экспертизы, чтобы ускорить процесс, но судья нас обманывает. Он не дал нам на руки запрос в поликлинику; если он отправит его даже завтра через экспедицию, вопрос об убийстве отложится недели на три. Обвинение опять будет мусолить эта чушь про контрабанду, и кто-нибудь из присяжных просто перестанет ходить, они все для этого сделают. Нам придется работать с другой коллегией, может быть с другим судьей, а сейчас они хотят, чтобы вы раскрыли им все ваши карты. Вам ни в коем случае нельзя этого делать. Никаких показаний!

— Я буду давать показания, — твердо и достаточно громко, чтобы услышали присяжные, сказал Лудов, — Эти люди хотят знать, что произошло на самом деле. В отличие от всех вас. И они заслужили право это знать.

И он, еще повысив голос, крикнул из клетки:

— Я настаиваю, я хочу дать подробные показания!

— Это ваше право, — сказал судья. — Прямо сейчас? Или соберетесь с мыслями?

— Соберусь с мыслями, — удовлетворенно сказал Лудов. — Завтра.

— Завтра пятница, — сказал судья, складывая бумаги, с каким-то особенным тоскливым выражением, которое из всех присяжных мог понять только Старшина.

Четверг, 6 июля, 13.00

— Ну этот-то уж точно врет! — громко рассуждала «Гурченко» в комнате присяжных, где они собирали свои вещи, — Не понимаю, он все-таки его убил или нет? Ведь уж Сидоров-то не врал! Он врет, что председатель кооператива, он не председатель, а просто сторож, обыкновенный мужик деревенский. Но насчет того, что Лудов туда приезжал, он все-таки не врет. Он же его изобличил, а?

— Не знаю, Клава, — сказала Актриса, к которой «Гурченко» адресовалась, так как она стояла ближе остальных. — Я вообще уже запуталась в этой пьесе. Я вообще вас покидаю с понедельника и иду играть что-то более связное. Меня заменят.

Все посмотрели на нее ошарашенно: они как-то уже и забыли, что все тут живые люди, что кто-то может и выбыть из коллегии и что кто-то из них запасной.

— Ой, как нам будет вас не хватать! — сказала Алла с видимым сожалением.

— А кто же будет вместо вас? — спросил Шахматист.

— Не знаю, наверное, вы. Судья назначит. Или вот Анна Петровна.

Все повернулись к приемщице из химчистки, а она вдруг сказала:

— Марина, ты мне зарядник для телефона опять забыла принести. А обещала.

— Ах да, — сказала Ри и полезла в сумку. — Хорошо, что вы напомнили, а то я бы его обратно домой унесла. Вот, держите… И деньги мы соберем, не беспокойтесь…

Все торопились по домам, и на последнюю реплику Ри никто уже не обратил внимания. Ее услышал только Кузякин, который как раз прикидывал, не предложить ли ей сходить посидеть где-нибудь. Они приотстали от общей группы, направлявшейся к лифту, и Журналист спросил:

— Про какие это деньги ты ей сейчас говорила?

— Сын у нее колется, — сказала Ри, останавливаясь и поднимая на него глаза светло-карего цвета, — Пока промедолом, но надо все равно лечить. У меня подружка есть, королева красоты, она лежала в центре и вылечилась даже от героина. Но это, конечно, денег стоит, понимаешь? Надо для Анны Петровны деньги собрать, там тысячи три или четыре, я уточню.

— Вот так просто? — спросил Кузякин, — Где же мы возьмем четыре тысячи долларов? Ри, ты в своем уме? Ты, что ли, у мужа станешь просить?

— Да нет, он не даст, — озадаченно сказала Ри, — И у меня нет, если только продать что-нибудь… Ой, действительно, зачем же я ей пообещала? Как-то не подумала просто. Но ведь обещала, она надеется теперь…

— Ну и ну! — сказал Кузякин озадаченно. — Думать же надо, прежде чем говорить. И зачем ты ей подарила телефон, ведь она же тебе за это даже спасибо не сказала. А теперь четыре тысячи долларов. С какой стати?

— Ну, не знаю, — сказала Ри и по привычке жеманно похлопала глазами, потому что не знала, как объяснить свой странный поступок, — Это же все-таки ее сын…

— Может быть, ты думаешь, что она после этого станет добрым человеком? — спросил Журналист, — Вряд ли она станет когда-нибудь доброй. Люди в своей основе вообще не меняются. Есть добрые, есть злые, так и живут до самого конца. И мы с тобой, Ри, и даже мы все вместе тут уже ничего не исправим.

— Понимаешь, — вдруг сказала она порывисто, и ее безупречно красивое, но как бы еще не до конца вылепленное лицо отразило такую работу мысли, что Кузякину показалось, что сейчас это лицо у него на глазах наконец и вылепится, — как бы это сказать… Вот ты первый человек здесь, в этом городе, который глядит мне в лицо, а не в вырез на кофточке. Вы все первые люди, которые не хотят меня трахнуть, а относятся ко мне как-то по-другому. Мне с вами просто нравится.

— Ну да! — сказал Кузякин, чувствуя, что с него самого в этот момент словно слетело какое-то наваждение. — Ладно, сделаем, Ри! Деньги я поищу. Тысячу или даже две. Можно я тебя сейчас поцелую, Ри? В щечку?

— В щечку можно, — важно разрешила она.

Он приблизился и коснулся губами ее щеки, безукоризненно шелковой для губ и прохладной в такую жару. Какой-то случайный судебный персонаж, не то истец, не то ответчик по рядовому делу, проходя мимо, диковато покосился на них.

Четверг, 6 июля, 13.00

Алла выходила из суда с Рыбкиным, который после ее опрометчивой похвалы в его адрес просто не отлипал от нее ни на секунду.

— Мне даже и слушать было незачем, ясно, что врет, — говорил Фотолюбитель, продолжая ранее начатую тему, — У этого свидетеля просто лицо было нечеткое, оно не фокусируется.

— Ну да, — сказал она, удивившись точности определения.

Он явно искал предлог подольше не расставаться с ней, но пока не находил.

— Арнольд Михайлович, ведь вы, кажется, радиоинженер? — спросила Алла.

— А у вас сломалось что-нибудь? — с надеждой спросил Рыбкин. — Я починю.

— Нет, — сказала Алла и оценивающе посмотрела на него, — Я хотела спросить: как вы думаете, в нашей комнате в суде можно спрятать микрофон?

— Хоть десять, — сказал он обрадованно. — А что такое?

— Вы не заметили, как судья несколько раз поправился со своим «уж знаете ли уж»? И это после того, как его пародировала Актриса. Раньше тоже бросались в глаза какие-то странные совпадения. Например, мы говорим в своей комнате, что контрабанда нам надоела и скорее бы уж про убийство, и на следующий день обвинение меняет тактику.