Книга 1974: Сезон в аду - Дэвид Пис

— А где она теперь? — спросил я женщину в очках в стальной оправе, которая до сих пор молчала.

— Ты на меня не смотри. Я новенькая, — ответила она.

Самая старшая сказала:

— Наш Кевин говорит, что ваши поселили их в какую-то шикарную гостиницу в Скорборо.

— Да неправда это, — сказала новенькая.

Я стоял и думал: черт, черт, черт.

С площадки доносились крики и топот тяжелых ботинок.

— Разобьют ведь они это чертово окно, — вздохнула самая толстая.

— Значит, вы вдвоем работали с миссис Мышкиной, так? — спросил я.

— Ага, больше пяти лет, — ответила самая старшая.

— А что она за человек?

— Она в своей жизни хлебнула лиха, это точно.

— В каком смысле?

— Ну, супружник был на инвалидности из-за пыли…

— Ее муж работал на руднике?

— Ага, вместе с нашим Пэтом, — сказала самая толстая.

— А Майкл?

Женщины переглянулись гримасничая.

— У него не все дома, — прошептала новенькая.

— Это как?

— Я слышала, он немного отсталый.

— А друзья у него были?

— Друзья? — одновременно переспросили две женщины.

— Ну, он вроде играл с соседской малышней, — сказала самая старшая, пожимая плечами. — Но друзьями их не назовешь.

— Фу, противно так все это, да? — сказала новенькая.

— Ну с кем-то он должен был дружить?

— Да нет, я не слышала, чтобы он с кем-то дружил.

Другие две женщины кивнули соглашаясь.

— А как насчет ребят на работе?

Самая толстая отрицательно покачала головой:

— Да он вроде здесь и не работал. Может, в Кастлфорде?

— Ага, наш Кевин говорит, что он работал в какой-то фотографии.

— Я вроде слышала, в книжном «Маки Букс», — сказала новенькая.

— Да ну, не рассказывай, — сказала самая старшая.

— За что купила, за то и продаю.

Мужчина в синем комбинезоне стоял у школьных ворот, держа в руках цепь и навесной замок, и кричал на детей.

— Что за дети пошли, черт их дери, — сказала самая толстая.

— Нервов на них не хватает.

— Спасибо, что уделили мне минутку, — сказал я.

— На здоровье, дорогуша, — улыбнулась самая старшая.

— Сколько угодно, — сказала самая толстая.

Они, хихикая, пошли прочь. Новенькая обернулась и помахала мне рукой.

— С Рождеством вас! — крикнула она.

— Вас также!

Я достал сигарету и начал рыться в карманах в поисках спичек, но вместо них нашел тяжелую ронсоновскую зажигалку Пола.

Я взвесил зажигалку в левой руке, затем прикурил, пытаясь вспомнить, когда я успел ее прихватить.

Свора детей пробежала мимо меня по тротуару, пиная свой дешевый рыжий мяч и матеря дворника.

Я вернулся к школьным воротам.

Дворник в комбинезоне шел через спортплощадку обратно к главному корпусу.

— Извините, — крикнул я через ворота, выкрашенные красной краской.

Мужчина продолжал идти.

— Извините!

У входа в школу он обернулся и посмотрел прямо на меня. Я сложил руки рупором:

— Извините, можно вас на минуточку?

Мужчина отвернулся, открыл дверь и вошел в темное здание.

Я прислонился лбом к воротам.

На красной краске кто-то нацарапал слово из трех букв.

Колеса крутятся — прямо во тьму.

Прощай Фитцвильям, где рано наступает ночь и все не так, как надо, где дети убивают кошек, а взрослые — детей.

Я ехал обратно в «Редбек». Левый поворот на А655 — грузовик с криком вылетел из ночи и дал по тормозам.

Я затормозил, сигналя изо всех сил. Машину занесло, она остановилась. Грузовик — в нескольких дюймах от моей двери.

Я уставился в зеркало заднего обзора, сердце колотилось, перед глазами плясал свет фар.

Здоровый бородатый мужик в больших черных ботинках выпрыгнул из кабины и пошел к машине. В руках у него была огромная черная бита.

Я завел двигатель и утопил педаль газа, думая: Барри, Барри, Барри.

Золотое Руно, Сандал, седьмой час вечера, четверг, 19 декабря 1974 года, самый длинный день в неделе длинных дней.

Пинта — на барной стойке, виски — в моем брюхе, монета — в автомате.

— Гэз? Это Эдди.

— Ты куда это смылся?

— Знаешь, мне что-то не хотелось в Пресс-клуб.

— Ты такой концерт пропустил.

— Да ты что?

— Ну да, Джек совсем чокнулся, разрыдался…

— Слушай, ты не знаешь адрес Дональда Фостера?

— На какой хер он тебе понадобился?

— Это важно, Гэз.

— Связанное с Полом Келли и их Полой?

— Нет. Слушай, я знаю, что это — где-то в Сандале…

— Ага, Вуд-лейн.

— А номер дома?

— У них на Вуд-лейн нет никаких номеров. Дом называется Тринити Тауэрс или что-то в этом роде.

— Спасибо, Гэз, ты настоящий друг.

— Да? Смотри только — я тебе ничего не говорил.

— Так и есть, — сказал я, вешая трубку и думая: интересно, трахает ли он Кэтрин?

Еще монета — еще звонок.

— Мне надо поговорить с Би-Джеем.

Бормотание на другом конце провода, как на другом конце земного шара.

— А когда вы его увидите? Это важно.

Вздох с края света.

— Передайте ему, что Эдди звонил по срочному делу.

Я вернулся в бар и взял свою пинту.

— Ваш мешок? — спросил хозяин заведения, кивнув на пакет из универмага Хилларде, лежавший под телефоном.

— Да, спасибо, — ответил я и осушил бокал.

— Вы тут свои чертовы кульки по барам не разбрасывайте.

— Извините, — сказал я и вернулся к телефону, думая: пошел ты на хер.

— А то я думаю, может, там бомба какая.

— Да-да, извините, — пробормотал я, поднимая с пола альбом Майкла Джона Мышкина и фотографии советника Уильяма Шоу и Барри Джеймса Андерсона, думая: это и есть бомба, придурок ты …баный.

Я поставил машину на тротуаре у Тринити-Вью, Вуд-лейн, Сандал.