Книга Китаец - Хеннинг Манкелль

Ленточку достали, сравнили. Вне всякого сомнения, она от этого фонаря.

Все опять расселись за столом. Робертссон быстро резюмировал рассказ Биргитты Руслин. Умеет четко обрисовать ситуацию, одобрила она.

Вопросов о полученной информации не последовало. Высказался только Тобиас Людвиг:

— Это что-нибудь меняет в плане сегодняшней пресс-конференции?

— Нет, — ответил Робертссон. — Данные сведения будут обработаны. В свое время.

Засим Робертссон счел разговор законченным. Пожал всем руки и ушел. Биргитта Руслин тоже встала, но тотчас перехватила взгляд Виви Сундберг и решила, что та просит ее задержаться.

Когда они остались вдвоем, Виви Сундберг закрыла дверь и сразу перешла к делу:

— Меня удивляет упорство, с каким вы продолжаете вмешиваться в расследование. Конечно, вам удалось выяснить происхождение красной ленточки. И мы с этим разберемся. Но полагаю, вам понятно, что в данный момент у нас несколько иные приоритеты.

— Есть другой след?

— Сообщим сегодня на пресс-конференции.

— Мне-то, наверно, вы могли бы сказать прямо сейчас?

Виви Сундберг покачала головой.

— Ни словечка?

— Ни словечка.

— У вас есть подозреваемый?

— Я же сказала, сообщим на пресс-конференции. Я хотела, чтобы вы задержались, по совсем другой причине.

Виви Сундберг встала и вышла из комнаты. Вернулась она с дневниками, которые несколькими днями раньше отобрала у Биргитты Руслин.

— Мы их просмотрели, — сказала Виви Сундберг. — По-моему, для расследования они значения не имеют. Поэтому я решила проявить добрую волю и на время передать их вам. Под расписку. При условии, что вы вернете их по первому нашему требованию.

Уж не ловушка ли? — мелькнуло в мозгу Биргитты Руслин. Поступок Виви Сундберг едва ли допустим, хоть и не является прямым нарушением. Биргитта Руслин не имела касательства к дознанию. Что может случиться, если она возьмет дневники?

Виви Сундберг заметила ее колебания и сказала:

— Я говорила с Робертссоном. Он не возражает при наличии расписки.

— В текстах, какие я успела прочитать, были упоминания о китайцах, работавших в США на строительстве железной дороги.

— В шестидесятых годах девятнадцатого века? Это же почти полтора века назад.

Виви Сундберг положила на стол дневники и пластиковый пакет. Достала расписку, которую Биргитта Руслин подписала.

Виви Сундберг проводила ее к выходу. У стеклянной двери они попрощались. Биргитта Руслин поинтересовалась, в котором часу состоится пресс-конференция.

— В два. Через четыре часа. Если у вас есть журналистская карточка, приходите. Масса народу желает присутствовать, а у нас нет помещения, которое вместит всех. Слишком большое преступление для маленького городка.

— Надеюсь, в расследовании достигнут прорыв.

Виви Сундберг ответила не сразу, но в конце концов сказала:

— Да. Думаю, мы вот-вот раскроем это жуткое злодеяние. — Она кивнула, словно в подтверждение своих слов. — Теперь нам известно, что все в деревне фактически состояли в родстве. Все убитые были родственниками.

— Кроме мальчика?

— Он тоже родственник. Но приехал погостить.

Биргитта Руслин вышла из полицейского управления. Размышляя о том, что же сообщат на пресс-конференции.

На по-прежнему заснеженном тротуаре ее догнал Ларс Эмануэльссон.

Он улыбался. А Биргитте Руслин вдруг захотелось дать ему тумака. Хотя его упорство волей-неволей вызывало уважение.

— Вот и встретились снова, — сказал он. — Вы все время наведываетесь в полицейское управление. Хельсингборгский судья постоянно на периферии расследования. Сами понимаете, мне весьма любопытно.

— Все вопросы к полиции. А не ко мне.

Ларс Эмануэльссон посерьезнел:

— Не сомневайтесь, я задаю им свои вопросы. Только ответов пока не получил. И это начинает действовать на нервы. Я поневоле принимаюсь строить домыслы. Что делает в Худиксвалле судья из Хельсингборга? Каким образом она замешана в случившемся кошмаре?

— Мне нечего вам сказать.

— Объясните только: почему вы так враждебны и нетерпимы?

— Потому что вы не хотите оставить меня в покое.

Ларс Эмануэльссон кивнул на пластиковый пакет:

— Я видел, что пришли вы сюда с пустыми руками. А вышли с тяжелым пакетом. Что у вас там? Бумаги? Папки? Что-то еще?

— Это вас не касается.

— Никогда не отвечайте так журналисту. Меня касается всё. Что лежит в пакете, и что не лежит, и почему вы не желаете говорить.

Биргитта Руслин пошла прочь. Поскользнулась и навзничь упала в снег. Один из старых дневников вывалился из пакета. Ларс Эмануэльссон потянулся за ним, но она оттолкнула его руку, сунула тетрадь обратно в пакет. Покраснев от злости, поспешила дальше.

Только подойдя к машине, она стряхнула с себя снег. Включила движок и печку. Выехав на магистральное шоссе, начала потихоньку успокаиваться. Выбросила из головы Ларса Эмануэльссона и Виви Сундберг, ехала дорогами в стороне от побережья, в Бурленге сделала остановку, а около двух завернула на парковку возле Лудвики.

Выпуск новостей по радио был короткий. Пресс-конференция только-только началась. По предварительным данным, у полиции имелся подозреваемый в массовом хешёвалленском убийстве. Подробности обещали сообщить в следующем выпуске.

Биргитта Руслин поехала дальше и через час снова сделала остановку. Осторожно, опасаясь застрять в рыхлом снегу, свернула на лесовозную дорогу. Включила радио. И тотчас узнала голос прокурора Робертссона. Да, есть подозреваемый, которого сейчас допрашивают. Робертссон рассчитывал, что к вечеру он будет заключен под стражу. От дальнейших комментариев прокурор воздержался.

Когда он умолк, из динамика донесся громкий гомон журналистских голосов, наперебой сыпавших вопросами. Однако Робертссон больше ничего не сказал.

Новости закончились, Биргитта Руслин выключила приемник. С ели возле машины лавинами обрушился снег. Она расстегнула ремень безопасности, вылезла из машины. Мороз крепчал. Она вздрогнула от холода. Что сказал Робертссон? Есть подозреваемый. И всё. Но в голосе сквозила уверенность в победе, такая же, как у Виви Сундберг, когда та подтвердила прорыв.

Нет никакого китайца, вдруг подумала она. Тот, что явился из теней и прихватил с собой красную ленточку, не имеет касательства к делу. Рано или поздно всё получит вполне естественное объяснение.

Или не получит. Она знала: опытные полицейские из уголовки всегда говорят о свободных нитях, которые в сложных расследованиях так и остаются под вопросом. Редко когда удается рационально объяснить всё без исключения.