Книга На грани - Сара Дюнан

Похоже, жизнь повернулась к Софи Вагнер не лучшей своей стороной. Но, по крайней мере, женщина относится к этому с юмором. Всем бы нам так, подумала Анна.

— Можно мне узнать, что между вами было?

— Ну а вы сейчас как далеко зашли?

Анна подумала, как бы поточнее ответить на этот вопрос.

— Я начинаю сомневаться в его искренности. Женщина на другом конце провода так и ухнула от восторга.

— Вот это да! Да вы просто мастер подтекста! Итак, что мы имеем? Попоил, покормил, спать с собою уложил?

— Правильно.

— Говорить на серьезные темы уже начал?

— Да... Можно и так сказать...

— Ясно. Ну, значит, вы уже почти вышли на финишную прямую...

Что-то внутри нее тихонько екнуло.

— В каком смысле?

— В том, что скоро он вас наподдаст.

— Но почему... то есть... простите, а вашу историю вы мне не расскажете?

— Откуда, вы сказали, вы звоните?

— Из Италии.

— Он сейчас с вами?

Через океан и полконтинента до нее донеслось, как горло женщины сдавило волнением.

— Нет-нет, — поспешила она уверить ее, — но я его жду. Он завтра утром прилетает.

— Пригласил путешествовать, а?

— Ну... Да, пригласил.

— А как мой номер узнала?

— Нашла. У него был записан.

— Господи. Глаз как алмаз. Я была одной из многих?

— Ну... я не видела. Вы были на первой странице.

— Вот даже как... — протянула она кислым голосом.

— Послушайте, очень вас прошу... Понимаю, что это, может быть, вам нелегко, но расскажите, как было дело?

Она фыркнула.

— Что ж, вам платить, не мне. — Пауза, и Анне на том конце провода показалось, что она слышит, как чиркнула спичка и как затянулась сигаретой ее собеседница. Жительница Нью-Йорка, не оставившая привычку курить. Ему это, наверное, нравилось. Было приятно такое пренебрежение общепринятыми нормами. — Я поместила в журнале объявление. В серьезном и почтенном литературном журнале, который читают интеллектуалы во всем мире — «Нью-Йоркское книжное обозрение». Он откликнулся, и мы поужинали вместе.

— Это было на Манхэттене? — быстро спросила Анна. Держа в одной руке трубку, другой рукой она делала записи, неловко выводя ветвистые каракули.

— Ага. Он сказал мне, что часто наезжает в Нью-Йорк. По делам. Мы встретились раз, другой, и закрутилось. После месяца свиданий, от которых захватывало дух, он пригласил меня съездить в Санкт-Петербург.

Санкт-Петербург... Ну, конечно. Город этот упомянула та женщина по телефону.

— В Санкт-Петербург?

— Ну да, ничего себе, верно? Разливался соловьем о заснеженных деревьях на старинных дореволюционных улицах, о сокровищах Эрмитажа, о водке-перцовке, жгучей и холодной, как лед, и всякое такое. Словом, что тебе кино, которое показывают в самолете. И я на это клюнула.

— А кто платил? — осторожно спросила Анна.

— Хороший вопрос. Но так как делалось все по обоюдному согласию двух взрослых людей, — сказала Софи, преувеличенно четко выговаривая слова, — то билет купила я, а он взял на себя остальное — ну, там... отели и всякое такое. Знакомая картина, а?

— Да, — призналась Анна с застенчивостью не совсем напускной. — Немножко. А потом что было?

— А ничего! Великолепно провели время. Точь-в-точь кино! — На минуту приятные воспоминания, видимо, заслонили боль и страдания. — Любовник он был потрясающий, задаривал подарками, распинался в уверениях, как много я для него значу и как замечательно все у нас будет, потом проводил меня на нью-йоркский самолет, как радиацией светясь любовью. — Она помолчала. Может быть, в этот момент ей вспоминалось, как, прилетев в Нью-Йорк, она вошла к себе в квартиру в бурлении чувств, переполненная эмоциями, как электросушилка горячим воздухом. Сбой биологического ритма в результате перелета она, возможно, преодолевала, высвобождая место в шкафу для одежды еще одного человека.

— А потом?

— А потом — бац, и все кончилось. Вот так. Полный нуль. Вез единого слова, без звонка, без письма и даже открытки. Больше я о нем ничего не знаю. Наподдал, и все!

У писавшей за столом Анны авторучка застыла в воздухе.

— Но почему? То есть... зачем было уверять вас в том, как это серьезно, если не собирался продолжать отношения?

— Думаете, я сотни раз не задавала себе этот вопрос? Понятия не имею, зачем! Единственное, что знаю — вот он в постели не может от меня оторваться и строит планы насчет женитьбы, а в следующую минуту — раз, и нет его, исчез, как в воду канул.

— И собирался жениться?

— Ну да! Хорошенькая шутка, правда? У меня на этот счет нюх собачий, я здорово чувствую, когда врут, но тут я купилась, развесила уши!

— Так он не сказал вам, что женат? Она фыркнула.

— Нет, нет. Впаривал мне, что разведен, что уже два года, как один, и созрел для серьезного чувства. Хорошо так говорил, красноречиво и с жаром, редким для англичанина. Говорите, он женат?

— Да не знаю. То есть, по его словам.

— И вас это не смущало?

— М-м... строго говоря, нет. Можно сказать, меня это устраивало.

— Какое милое совпадение! Расскажите, как вы с ним познакомились.

— По объявлению. В солидной газете.

— Черт возьми! —торжествующе воскликнула Софи Вагнер. — И пошло-поехало. Ну а теперь что? Вас по-прежнему «устраивает», что он женат?

— Ну... и да, и нет. Так или иначе, теперь он...

— Только не говорите мне, что он собирается ее бросить, ладно?

— О, господи... — тихонько простонала в трубку Анна, но больше из солидарности со страдающей Софи Вагнер, чем как выражение собственной боли. Потому что в этот момент никакой боли она не чувствовала: то, что было, прошло, свернуто в тугой комок и проглочено вместе со слюной усилием горловых мускулов, и теперь это глубоко внутри, медленно переваривается желудочным соком, расщепляется, растворяется, превращаясь в ничто. Все ушло, и теперь горизонт удивительно чист и ясен, видим на много километров, и впереди маячит лишь одна перспектива — мучения. Она не чувствовала ни малейшей боли, настолько не чувствовала, что это даже пугало. А наверху крепким здоровым сном спал он.

— Послушайте-ка, — участливо сказала ее американская кузина, — не стоит вам так уж убиваться. Хорошо, что вовремя его раскусили.

— Да. Спасибо. Скажите мне, пожалуйста, а давно у вас это все произошло?

— Дайте сообразить... Санкт-Петербург был в феврале. «Самое лучшее время года», — сказала Софи, передразнивая чужой английский акцент. — Значит, что мы имеем? Пять месяцев назад.