Книга Принуждение к любви - Александр Звягинцев

- А что с этим?

- Эксперты работают, - пожал плечами Прядко. - Травма черепа, несовместимая с жизнью. Ладно, Ледников, давай рассказывай все, что тебе известно, а то на меня сейчас начальство навалится. Мало мне твоего друга журналиста, так еще этот… манекен.

Сережа точно определил Литвинова, он действительно иногда жутко напоминал манекен из самого дорогого магазина.

И я рассказал ему все, что знал про «Крокет». Во-первых, он был мой друг, хотя и прирожденный опер, который оставался им в любой ситуации. Во-вторых, он мог мне сильно помочь. А в-третьих, у меня не было причин скрывать от него информацию.

Я только ни разу не упомянул Разумовскую. Впрочем, и Кошкареву на всякий случай тоже. А что делать? Сережа тоже играл со мной с лишними козырями в рукаве.

- Ну что ж, - повеселел Прядко. - Теперь есть с чем явиться пред светлые очи начальства. История, конечно, темная, да еще и политическая, но пусть сами решают. Посмотрю, как они повертятся, когда увидят, что тут каждый шаг для карьеры весьма опасен. Слушай, а хочешь, мы с тобой к этому Бучме съездим, а? Возьмем его тепленьким, посмотрим, с чем его едят? Что-то он должен знать! - Сережа опять стал прирожденным опером, понимающим, что ситуацию нужно крутить, пока не мешают и клиенты растеряны.

- Думаю, не стоит, - охладил его я. Но признаваться в том, что сам уже нанес такой визит, на всякий случай не стал. - Тут разные люди замешаны. И потом, то, что он знает, он нам никогда не скажет. У него чин такой, что нам не подступиться, пока у нас не будет всех козырей на руках. Или пока кто-то наверху не даст отмашку.

- Ну, это мы посмотрим, - бодро сказал Прядко.

И я знал, что он не просто хорохорится передо мной. Если Сережа Прядко решит посмотреть кино про убийство до конца, он разобьется, но посмотрит. Вот только кино бывает разное.

Когда я уже уходил, Сережа сказал, как бы неожиданно вспомнив:

- Да, Валь, помнишь, ты просил узнать насчет этой… Как ее? Амбивалентности, что ли?

- Эмболии, - поправил я.

На самом-то деле я видел: Сережа просто выискивал момент, когда сообщить мне это известие и попытаться по моей реакции выяснить, что сие означает.

- Ну да, - весело согласился он. - Эмболии. Так вот, следов ее в организме твоего друга не обнаружено. Ты как - разочарован?

- Наоборот, - честно сказал я. - Слава богу, что хоть так.

- Кстати, а что это отсутствие значит?

- Значит, его не пытали.

- Да, повезло мужику, - усмехнулся Сережа.

Нормальная реакция. Ждать от него другой было глупо.

Завтракал я у отца. Выглядел он неважно - вялый, осунувшийся, занятый какими-то своими внутренними болями и проблемами. Но выслушал меня внимательно. А я рассказал ему все. Только о Разумовской опять не сказал ни слова. Честно говоря, не было желания услышать от него какое-нибудь высокомудрое заключение, из которого последует, что она мне просто врет.

- Какая-то нелепая история, - сказал отец. - Как будто кто-то на пустом месте раздувает истерику, всех пугает… И всем становится страшно.

- Ну да, на пустом месте, а два трупа у нас уже налицо.

- Труп трупу рознь. Может быть, банальное, нелепое совпадение. Лет тридцать назад в Киеве пропал довольно крупный чиновник. Отмечал с сослуживцами какие-то достижения на даче, а ночью пропал. Там такое началось! КГБ, МВД, прокуратура… Шпионаж, диверсия, государственная измена! А потом выяснилось, что пошел он ночью проветрить пьяную голову и попал под случайную машину. В машине два мужика тоже пьяные были. Сбили, перепугались до смерти и бросили труп в заброшенный канализационный люк. Мы там носились, как очумевшие, столько мероприятий и экспертиз провели, что тошно уже было. Ну а нашли случайно через полгода…

Отец с легким изумлением покачал головой, будто только что об этом узнал.

- Может, и с Литвиновым так? Никакого удара тупым тяжелым предметом не было? Случайно упал, ударился головой об стол. Полы нынче на кухнях скользкие…

- Ну, это бы экспертиза сразу установила. Никаких других следов крови не обнаружено, только та, что под головой.

- Ну, не знаю, - пожал плечами отец. - Пусть еще раз внимательно все осмотрят. А то ты не знаешь, как они сейчас работают!

Спорить я не стал. На отца накатила хандра, и в таком состоянии он становился человеком тяжелым.

Потому он перебрался в кабинет, а я стал мыть посуду. Закончив, тоже отправился в кабинет.

Там я постоял у окна, полюбовался на парящий золотой купол церкви, на сей раз на фоне позднего зимнего рассвета.

- А что до идеи твоих знакомых… - проговорил вдруг отец, доселе молчаливо сидевший в кресле.

- Какой идеи? - не понял я.

- Ну, ты же сам мне только что рассказал, что у тебя есть знакомые, которые работают над планом превращения Украины в альтернативный центр… Чего ты хочешь от иллюминатов?

- Ты, я смотрю, модных бестселлеров начитался. Господи, да при чем тут иллюминаты?

- Да при том, что, как сказано в Библии, отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. Плевал я на все бестселлеры, но я же явно вижу: иллюминатов давно уже нет, а дело их, как говорится, живет. Нынешние вершители судеб тоже считают, что у них есть право и возможности «двигать историю» в нужном направлении. А сами знать ничего не знают о тех, кем намерены двигать. И знать не хотят. Слушай, я тут потрясающую цитату нашел! Дай-ка вон папку на подоконнике…

Я взял синюю папку и протянул ему. Он вынул из нее пару листов бумаги.

- Вот послушай… «Среди его жителей трудно найти хотя бы одного, чье смирение не было бы притворным и чьей душе не было бы свойственно тщеславие и хвастовство. Они презирают иноземцев и по отношению ко всему, что не принадлежит им, проявляют презрение и высокомерие. Каждый из них в своей душе убежден, что весь свет ничтожен в сравнении с их городом. На всей обитаемой части Земли они не почитают никакой другой страны, кроме своей, и убеждены также, что и для Аллаха нет другой страны и других поклоняющихся, кроме них.

Они надменно и высокомерно влачат полы своих одежд, но не отрекаются от неверного мнения ради божественной сущности, считая, что высшая слава и состоит в том, чтобы влачить свои одежды, и не думают о том, что попадут в ад… Чужеземец не встречает у них никакого снисхождения, его обрекают на двойные расходы. Все жители Багдада относятся к нему не иначе как с лицемерием, будто бы трясут дерево, стремясь получить пользу или выгоду. Кажется, что приверженность к этому скверному занятию является у них условием мира и доброго согласия. Недружественное отношение его сыновей к чужеземцам как бы затмевает прекрасную природу их неба и их вод и уменьшает веру в слышанные здесь предания и увещевания».

- Что-то я не понял - это про что?

- Это описание вечного города Багдада и его жителей… XII век… Как сказано?