Книга Леопард из Батиньоля - Клод Изнер

Воскресенье 23 июля

Фредерик Даглан все утро провел на блошином рынке. Бродил от прилавка к прилавку, совсем упарился, но улов был что надо: засаленная фуражка, пара стоптанных годиллотов, шерстяные панталоны и — результат самых долгих и утомительных поисков — военная шинель.

Вернувшись в обиталище мамаши Мокрицы и запершись в пристройке, он устроил генеральную примерку. Через пять минут из зеркала на него смотрел кривоногий старый хрыч с боевым прошлым. Сильно потрепанная шинель была узковата в плечах, фуражка, наоборот, велика и съезжала на глаза — ну и черт с ним, скучающий взгляд прохожего, привычный к облику смотрителя сквера, не заметит разницы. Добрые полдня капрал Клеман продрыхнет в своей будке — Тео за этим проследит, а как только операция будет закончена, его дядюшка выпорхнет на волю.

Фредерик Даглан скинул обноски и с голым торсом, в одних кальсонах, приступил к последней и самой важной подготовительной стадии плана. Зажав сигарету в углу рта, он открыл книгу на странице, отмеченной закладкой, и пронумеровал строчки… Когда все закончится, он не вернется ни на улицу Дам, ни к Немецким воротам. Он спокойно переждет опасное время в квартире своей новой подружки. И никому, ни единому человеку не придет в голову его там искать.

Понедельник 24 июля

По своему обыкновению Жозеф отпирал и поднимал жалюзи, защищавшие в ночную пору лавку «Эльзевир», во всю глотку распевая бравурный марш. Сегодня утром это была «Песня прощания».

— «На юге, на севере трубы поют, в бой зовут!» — горланил Жозеф и вдруг чуть не поскользнулся на неизвестно откуда взявшемся под ногами конверте. Молодой человек нагнулся и поднял письмо. — Кто это тут корреспонденцией разбрасывается? Вот я бы сейчас приложился затылком…

— Утро начинается с ворчанья? И правильно, Жозеф, всё лучше ваших рифмованных воплей. Не дай бог, разбудите Кэндзи, он потом весь день будет в скверном расположении духа, — сказал Виктор, соскакивая с велосипеда.

— Ну наконец-то, патрон, явились! Я вас, между прочим, ждал еще позавчера вечером.

— Сил не было до вас добраться — я как будто бочки таскал весь день.

— Очень мило с вашей стороны сравнить мадемуазель Таша с бочкой, — фыркнул Жозеф, отпирая последний замок.

— В таком случае, господин остроумец, я не скажу вам больше ни слова.

Виктор покатил велосипед в подсобку, а обиженный Жозеф сунул подобранное письмо в карман. Вернувшись в торговый зал, Виктор рассеянно полистал роман Гюисманса, помедлил и, откашлявшись, исполнил куплет собственного сочинения:

— Меня увидав, дражайший Гюстав побледнел, покраснел и как птичка запел… — Он замолчал и насмешливо покосился на Жозефа.

— Да ладно, патрон, — буркнул тот, — вы умираете от желания выложить мне все, что узнали от этого субъекта.

— А вы подпрыгиваете от нетерпения это услышать. Так уж и быть, докладываю.

В конце рассказа Жозеф задумчиво почесал щеку кончиком перьевой ручки.

— Есть тут одна неувязочка, патрон. Пьер Андрези не мог получить ранение под Рейхсгофеном. Его вообще под Рейхсгофеном быть не могло. Он войну не одобрял — сам говорил мне об этом, как сейчас помню. Я брал у него почитать Эркмана-Шатриана — «Госпожу Терезу», «Историю новобранца 1813 года», «Ватерлоо», «Друг Фриц»… Когда возвращал книжки, попытался расспросить его про свару с пруссаками, и он мне вот что сказал: «Любая война — полнейшее свинство, и ничего больше. А я из тех, кто свинство не приемлет, все эти патриотические игры не для меня».

— Это ничего не доказывает.

— Минутку, я не закончил. Я рассказал месье Андрези про своего отца, он ведь служил в Национальной гвардии, два месяца провел на укреплениях…

— Мне вы про него тоже рассказывали, — перебил Виктор, — сейчас речь о Пьере Андрези.

— И я о нем же. Рассказав ему про отца, я спросил, участвовал ли месье Андрези в боях, и он ответил, что отказался тогда служить императору. «Даешь республику, долой Баденге!»[95]— так он сказал. Короче, в начале войны с пруссаками месье Андрези сбежал в Англию и, вероятно, тайно вернулся во Францию только во время осады Парижа.

— Стало быть, я не ошибся — Корколь наплел мне с три короба, — покачал головой Виктор. — Надо же, еще и ранение Пьеру Андрези придумал!

— Война… — пробормотал Жозеф. — Осада Парижа… Коммуна… Черт возьми, патрон! Эврика! Вот что написано на часах: «Да здравствует Коммуна!»

Виктор восхищенно присвистнул. Жозеф скромно потупился, но мысленно сплясал триумфальную джигу.

— Выходит, Сакровир — это все-таки Пьер Андрези собственной персоной, — торжественно заключил он. — Что до меня, я сразу не поверил в эту байку про его брата, умирающего в госпитале Ларибуазьер. У переплетчика не было ни жены, ни детей, ни братьев. Только дальний родственник в провинции.

— Поздравляю вас с блестящей дедукцией, — кивнул Виктор. — Единственный вопрос: если вы были в курсе семейного положения Пьера Андрези, почему не сказали об этом раньше? Я и не подозревал, что вы так много о нем знаете.

— Просто я не сразу сложил два и два. Мы с месье Андрези частенько болтали, он был со мной откровенен, но разговоры о его семье мы не заводили. Он упоминал о том о сем, если приходилось к слову, и я, можно сказать, восстановил картину по фрагментам… Кстати, нам под дверь подбросили письмо. Полагаю, ночью.

Жозеф протянул хозяину конверт, и когда Виктор его вскрывал, на верхней ступеньке винтовой лестницы показался Кэндзи Мори в шлафроке. Шлафрок был пурпурный в белый горошек.

— Это книжная лавка или консерватория? — недовольно осведомился японец. — Почему здесь все поют? Что, почту принесли?

Виктор и поверх его плеча Жозеф уже не отрываясь читали письмо.

— Вот это да, патрон! Шифрованное послание!

Кэндзи, не мало не заботясь о том, что какой-нибудь случайный посетитель может застать его в домашнем, устремился к ним по ступенькам.

— Читайте вслух, — потребовал он.

Виктор прочистил горло.

Дорогой месье Легри, не хотите ли со мной поиграть?

Он вырос в предместье Сен-Жак. Его старшего брата звали Авель, второй брат сошел с ума. Грозный год. ЧЬЯ ВИНА?

Встречаемся в сквере Батиньоля. Буду ждать Вас во вторник, 25 июля, между 14-ю и 18-ю часами.

— А дальше — столбик цифр по четыре в ряду: 5415, 0505, 0310 и так далее. Их тут полно, — закончил Виктор.

Жозеф, стремительно завладев письмом, уволок его к себе на стремянку, чтобы помедитировать над арифметическим упражнением. Пожав плечами, Кэндзи направился обратно к лестнице.

— Надеюсь, вам хватит здравого смысла проигнорировать это приглашение, которое очень смахивает на западню. Но если вам в голову взбредет откликнуться на него, знайте: я умываю руки, — заявил он, поднимаясь по ступенькам.