Книга Без окон, без дверей - Джо Шрайбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она внесла его в дом на руках.
Оуэн видел за углом язычки пламени, неясное оранжевое сияние, бросавшее неуверенные колеблющиеся тени, скользившие вверх и вниз по всей длине коридора. Слышался и запах — едкая вонь дыма, угля и раскаленного железа накапливалась в проходе, но почти не вселяла страха. Если даже что-то горит, будет, по крайней мере, теплее.
Завернув за угол, он помедлил, заглянул в полуоткрытую щитовую дверь расположенной впереди комнаты. Там было нечто вроде подземного амбара с перегородками до половины стены, делившими пространство с обеих сторон на отдельные ячейки. Прямо перед глазами старомодная пузатая печурка присела, раскорячившись, как толстяк с открытой раной, глазея на него топкой. Кто-то развел пламеневший огонь, и Оуэн просто стоял, загипнотизированный горящими углями. Не слышал голоса, который призывал его раньше, не видел никаких следов ребенка, назвавшего его папочкой.
— Генри!
Он подошел ближе к печке, но жар от нее шел совсем слабый, создавал иллюзию тепла — не столько жар, сколько влажное дыхание, овевавшее кожу.
Потом на глаза попался верстак.
Нет, не просто верстак. Оуэн в жизни не видел ничего подобного, разве в детстве в фильмах ужасов, которые теперь не может смотреть. Пилы, молотки, сверла, ломы и топоры, тесаки, отвертки, десятки разнообразных зажимов, на деревянных колышках висят мотки толстой веревки, задубевшей от крови. На почетном месте огромные зазубренные ножницы, бритвы длиной в фут с зубцами, похожие на жвалы гигантского насекомого. На полу ведро с водой, где вымачиваются кожаные кнуты, свисая как плети черного вьющегося растения. Острые железные колья, отполированные стальные крючья рядом с многочисленными рукодельными масками из кожи, в которые вбиты десятки гвоздей острием внутрь. Маленькие металлические тиски для рук с зажимами и винтами для раздробления мышц и костей аккуратно расставлены в ряд. Дальше лист фанеры с хомутами из сыромятной кожи и вытяжными сменными кандалами.
Угли встрепенулись — в помещение кто-то вошел.
Оуэн медленно оглянулся, сделал шаг назад, упал на полу, понижавшемся на шесть дюймов. Нечто вынырнуло на свет, и он сразу одним взглядом охватил массивную бычью фигуру, голую, кроме запятнанного кожаного мясницкого фартука, с блестевшими от пота широкими плечами, ляжками и ягодицами. Тело покрыто густыми курчавыми волосами вроде звериной шерсти. Он чуть не проглотил язык, прилипший к нёбу, впал в ступор от страшного, ядовитого, лишившего разума ужаса. Все прочие черты мужского лица затмевали красновато-желтые глаза, горевшие гораздо ярче печки. Можно было бы поклясться, что их огонь зеркально отражается в длинных зубах.
— Что за черт… — пробормотал он.
Рука, огромная, как множество рук, схватила его за запястье, дернула, свалила с ног. Оуэн влетел в ячейку за перегородкой, упал лицом в подстилку из гнилой соломы. В ногу впилось что-то острое. Посмотрев, он увидел длинное желтовато-белое человеческое ребро с прилипшим лоскутом материи и отшатнулся. Нечто нависало над ним, обожженное лицо скалилось в беззвучном смехе, который как-то совпадал с мерцанием углей в печурке. Огонь насмехался над Оуэном. Нечто в кожаном фартуке насмехалось над ним. Полезло под фартук, вытащило длинный зазубренный нож с расщепленным на два колючих крючка кончиком, перевернуло, взяло за ручку, протянуло ему.
Он его принял.
Нечто вскинуло руку в насмешливом благословении.
Он поднес лезвие к собственному горлу под подбородком без всяких колебаний, с облегчением выполняя требование, которое положит конец всяким страхам. В ужасе, смятении и безумии понял, что это единственное, что от него сейчас ожидается.
Полоснул, зубцы без усилия врезались в кожу, хлестнули пощечиной, пробудили от чар. Он скорчился, опустил руку, выронил нож. Из пореза сочилась кровь, он зажал рану, длинную, но неглубокую, хотя кровь текла сквозь пальцы и капала на пол.
Все это время голый великан в кожаном фартуке стоял и дико хохотал. Теперь понятно: это лик семейных страданий, длинный дядька в черном из песни дедушки Томми, долгие годы уничтожавший семью и явившийся уничтожить его, как давно запланировал.
Потом, где-то за гранью сознания, Оуэн увидел, что гигантская фигура выпрямилась и оглянулась направо.
Он тоже оглянулся.
В другом конце в печном свете маячили тени. Девочка в изорванном голубом платье держала за руку стоявшего рядом мальчика. Его сына, Генри. Оуэн присмотрелся, стараясь сосредоточить умирающее алкогольное сознание на деталях, какими бы они ни были невероятными.
Девочка, державшая за руку его сына, была Колеттой Макгуайр.
— Папа, — проворковала она.
Гигант у верстака начал медленно поворачиваться к ней лицом, ухмылка растянулась под острыми углами, руки протянулись, как бы приглашая на танец. Прозвучал голос не человека и не животного, никогда в жизни не слышанный, — что-то среднее между грохотом булыжников и ревом мула.
Схватившись левой рукой за горло, крепко зажав ножевую рану, Оуэн уперся правым локтем в перегородку и поднялся на ноги. Нечто, стоявшее перед ним, исчезло. Выглянув из ячейки, он увидел, что оно вернулось к верстаку рядом с печкой и что-то ворочает там инструментами.
«Генри», — хотел сказать он и смог только шепнуть из-за невыносимой боли. Горло превратилось в сточный желоб скотобойни, залитый кровью. Можно только взмахнуть ножом, полученным от твари, вонзить его в отсыревшую, пропитанную кровью деревянную стенку, чтобы привлечь всеобщее внимание. Раздался тишайший удар, даже не настоящий удар, а тупая боль, пробежавшая по руке к солнечному сплетению, одним разом выключив сознание. В голове абсолютно индифферентно промелькнуло подсознательное понимание, что лучше было бы просто умереть в лесу и не стараться снова увидеть сына.
Оуэн свалился в вонючее сено и позволил себе закрыть глаза.
Скотт без колебаний ворвался в парадное, пробежал через прихожую, помчался по коридору, и собственный топот догнал его в дверях столовой. На полу перед надувным матрасом валялась какая-то старая книжка. Он прочел на обложке: Г. Г. Маст «Рука тьмы». Ничто его не удивило и не осенило. Маст-старший питал страсть не к одним убийствам. Его влекло к искусству; проклятие Роберта Карвера вылилось в такую форму из-за стремления предка не только к преступной жестокости, но и к творчеству и на десятилетия распростерло тень, накрывшую семью. Теперь ясно. Бег по лесу придал сил и прочистил мозги.
Все это не имеет ни малейшего смысла. Сам знаешь. Сам сказал: это никогда не кончится.
Истинная правда.
Тогда что можно изменить?
На вопрос нет ответа. Ответ в данный момент и не нужен. Уже чувствуется, как в доме сгущается вредоносная туча, в воздухе увеличивается содержание озона, он набирает силу до точки взрыва, который снесет крышу мира. Откуда-то пахнет кровью.
