Книга Смерть мужьям! - Антон Чиж

Софья Петровна не заставила долго ждать. Приоткрыв створку и осмотрев, впустила нежданного. Родион отметил, что барышня успела одеться в роскошное вечернее платье и причесаться, как мило и быстро у нее получилось. Скорее по привычке, чем желая смутить, Родион огляделся. Просторная гостиная имела вид, словно ее хозяйка развлекалась все утро тем, что выворачивала чемоданы. Кучи платьев, корсажей, юбок и прочих женских принадлежностей оккупировали все свободные места. На ближайшем кресле возлежала пара шляпок, одна в шу и лентах, другая с милой, но скромной эгреткой в виде букета райских яблочек. Видимо, стесняясь беспорядка, Софья Петровна прикрыла створку массивного платяного шкафа, убрала стопку чего-то в кружевах и предложила садиться. Родион плюхнулся в кресло. Сообразив, что в гостях невежливо держать букет, он кое-как выдавил «это вам». Приняв цветы, Софья Петровна спрятала в них свое прекрасное лицо, неиспорченное даже утром, вдохнула, поблагодарила, добавив «как это мило с вашей стороны».

Сказав «пора», Родион попытался издать осмысленный звук, но вылетел шершавый кашель. Совладав, он принял смиренную позу и сказал:

– Мне нужно с вами переговорить.

Софья Петровна смолчала, что было к лучшему. Родиону следовало, как можно скорее, опустошить себя.

– Мы с вами знакомы только три дня, но мне кажется, что прошла целая вечность, – сказал он, проклиная себя здоровой половиной мозга за банальность. – Я знаю, что слова мои могут показаться вам странными. Но прошу выслушать до конца. Я принадлежу к небогатой, но достойной семье. У меня перспективы по службе, и я могу занять в скором времени уверенное положение. Я не богат, но приложу все усилия к тому, чтобы семья... То есть не о том... Софья Петровна, я знаю, что вы принадлежите к состоятельному семейству, но сразу хочу сказать, что ваше приданое меня не интересует... То есть да что же это... Меня вообще не интересует деньги... Я бы хотел сказать, что встретив вас, сразу понял, что вы, это вы... То есть не знаю, как вернее сказать, но прошу вас... Мне, право, неловко, но... Как бы понятнее выразиться...

– Вы просите моей руки, – подсказал барышня.

– Да, спасибо... Софья Петровна, я прошу вас составить счастье всей моей жизни: станьте мой женой...

Родион знал, что в такой момент полагается встать на колено и поднести колечко. Но ювелирные лавки в такой час закрыты, а на колено он побоялся встать, чтобы не лопнула штанина, кто ее знает, как прошита. И попросту остался сидеть.

– Родион Георгиевич, вы одаренный молодой человек, – сказала Софья Петровна несколько более задумчиво, чем требовал такой счастливый момент жизни, к тому же скрестив на груди руки. – У нас было всего три встречи. Замечательных, чудесных, но всего лишь три. Разве можно узнать человека так быстро? Что если ошибаетесь, и я совсем не та женщина, что нужна вам?

– Я умею видеть сущность людей, – сказал Родион и сразу пожалел. – То есть мне кажется, что лучше вас я никого не встречал.

– И вы готовы связать себя браком на всю жизнь с первой женщиной, в которую влюбились?

– Я не влюбился... Вернее, конечно, влюблен, просто чувствую, что вы близки и дороги мне.

Бросив слишком строгий взгляд куда-то за спину чиновника полиции, Софья Петровна тут же улыбнулась и сказала:

– Вы такой молодой, вам еще надо узнать женщин. Так неужели готовы отказаться от разнообразия и новых открытий ради одной? Вам лучше выпустить свою страсть на женщине, которая занимается этим профессионально. И тогда подумать еще раз. Что хорошего несет семья и быт? Дети, склоки, проблемы, нехватка средств, пеленки, запахи вечной готовки, визиты к родственникам, скука в постели, старение вместе и понимание, что ты ненавидишь свою половину. И на все это вы готовы променять главное богатство человека: свободу и познание всех глубин человеческого счастья? Неужели хотите стать скучным обывателем? Это глупо, Ванзаров.

– Но я люблю вас, – попытался оправдаться он.

– Ради этого не стоит обрекать себя.

– Ради вас готов на все... Вернусь в департамент, сделаю карьеру, вы ни в чем не будьте иметь недостатка, даже уйду из полиции, если захотите.

– Ради женщины готовы бросить дело своей жизни?

– Не ради женщины, а ради вас.

Софья Петрова вдруг резко шагнула к нему, словно заслоняя, присела и, глядя прямо в глаза, сказала:

– Чудесный, славный, милый, наивный, очень добрый... Хочешь, я подарю тебе желанную радость? – ее рука обвила шею, Родион ощутил вибрации, идущие от близкого женского тела, и удушающий аромат сладких духов.

– Возьми меня... Подними на руки, отнеси на постель и люби... Люби... Я согласна... Зачем условности брака, просто люби меня, как мужчина женщину... Выпусти зверя, покажи свою силы... Я твоя... Я для тебя...

Пуговица сюртука юркнула в прорезь, раскрывая жилетку. От дыхания ее губ по скуле пробежала мучительная судорога щекотки, такая, что захотелось содрать одежды и выпустить зверя. Перед глазами поплыло жаркое марево, Родион ощутил неудержимый прилив.

– Не сдерживай себя... Здесь все можно... Мы одни, только ты и я... Покажи мне свою любовь, и я подарю тебе неземное наслаждение... Ты готов, иди ко мне... Люби меня...

– Так вы мне отказываете? – вдруг спросил Родион.

Васильковые глазки, в которых почти утонул, резко сузились, став холодными и колючими (ну, так уж показалось – именно: «колючими»). Софья Петровна отстранилась и строго спросила:

– Что?

– Я бы хотел получить официальный ответ на мое предложение.

Встав с колен, она отошла в дальний конец комнаты.

– Простите меня, я не хотела вас обидеть, – сказала тихо и печально. – Все значительно хуже, чем вы думаете...

Буря отступала, оставляя после себя опаленные внутренности и бешеную колотню сердца. Родион стал дышать, смог проглотить и ком в горле. Но язык еще не слушался.

– Вы заметили, я собираюсь в отъезд, – продолжила Софья Петровна. – Утром пришла телеграмма: отец мой при смерти. Ему осталось буквально несколько часов. Боюсь, что не успею с ним проститься. Я должна срочно уехать в Париж... А ваше предложение... Хочу от всей души поблагодарить за него. Наверное, с вами стала бы счастлива. Это было бы чудесно. Но обстоятельства таковы, что я не могу распоряжаться собой. Состояние отца надо сохранить. А для этого... Простите, я бы не хотела еще больше ранить вас...

Он вполне овладел собой. Полезная была процедура. Как нырнуть в кипящую смолу, и вынырнуть: живой-то живой, но старая кожа слезла. Родион не знал, что с ним случилось, но далеким чутьем понял, что перешагнул в жизни существенный рубеж. Ему не было больно, это что-то совсем иное. Словно невидимый хирург вырезал старые глаза и вставил новые, по живому без хлороформа. Сильное потрясение меняет человека, это он знал. Но впервые ощутил, каково это – на себе. Урок был трудный, но целительный. Стало легче. Так легко, словно внутри у него ничего не осталось. Пусто и тихо, только ветер воет. Ему и хотелось завыть, вот только воспитание не позволяло. Так прощаются с первой любовью.