Книга Каинов мост - Руслан Галеев

Терроризм в действительности является не столько орудием нанесения ущерба государству, сколько чисто психологическим орудием. Террористический акт — это радикальный способ привлечь внимание, как правило, к неким локальным конфликтам территориально-религиозного, реже — сугубо политического толка.

Терроризм и диверсия не имеют между собой смысловых соответствий. Если диверсия — это попытка нанести материальный и человеческий ущерб атакуемой стороне, то терроризм подобных целей перед собой не ставит. Цель террора — запугивание населения атакуемой стороны, общественный дисбаланс, в идеале — политический кризис. И прежде всего — шум! Много шума вокруг некоей цели и выдвижение неких требований согласно этой цели. Даже если выдвигаемые цели служат лишь ширмой для целей реальных. К примеру, денег.

Но «Особь» не выдвигала требований, не обозначала никаких позиций: ни религиозных, ни национальных, ни политических, ни территориальных, в конце концов. «Особь» осуществляла террористические акты, брала за них ответственность, но никак не обозначала цели. И ничего не требовала. Казалось, что эта организация существует исключительно с целью уничтожения. В октябре 2004 года привлеченные ученые во главе с профессором Большаковым опубликовали реферат «Новые футуристы». Авторами была выдвинута идея о том, что самоцелью террористической группировки «Особь» является разрушение. И если футуристы начала XX века стремились отразить энергию распада, передать суть разрушения, саму душу катастрофы, то террористы из «Особи» пошли дальше — они эту энергию производили. Но дальше этого утверждения Большаков и прочие не двинулись, а я, как и большинство других, так и не принял объяснение разрушения как самоцели. И по-прежнему так не думаю. Безусловно, существовала некая скрытая цель, так и оставшаяся неизвестной не только для рядового обывателя, но и для приближенных к информационным потокам людей.

Атакуя Москву, генерал Фальстат освободил заключенных в Гарибальдийских тюрьмах членов группировки «Особь» и активно их использовал. В частности, трое обвязанных взрывчаткой камикадзе из отделения «Тейсентай» спикировали на дельтапланах на главный офис ДПС, что практически полностью парализовало организованную защиту города со стороны маркерной системы. Тогда, узнав об этом, я сделал для себя вывод, что Фальстат, этот далеко глядящий представитель вырождающегося класса военной интеллигенции, и окутанная тайной террористическая группировка «Особь» связаны изначально. Не секрет, что конфликт между генералом и московским руководством достиг своего пика в апреле 2004 года. «Особь» начала действовать немногим раньше. Все возможно. Не исключено и даже вероятно, что общественные волнения и недовольство правительством, которые возникли в Москве после взрывов домов и Ярославского вокзала, были на руку Фальстату, одному из тех, кто, вероятно, должен был воссесть на московском, а значит, и российском троне в ближайшем будущем. Мера весьма кардинальная, и будущему правителю наверняка пришлось бы ответить на массу неприятных вопросов. Но путь к власти всегда устилала красная ковровая дорожка, а победителей не судят. Не впервые подобное происходит в истории государства Российского. Этот вариант многое объяснял. В том числе и тот факт, что «Особь» не объявляла о своих целях. Правда, как правило, в этих случаях ссылались на псевдоцели, прикрываясь все теми же территориально-религиозными покрывалами. Надо заметить, что «чеченский след», в частности, оказался очень удобным элементом современной политики. И вот теперь выясняется, что «Особь» уже действует на стороне Пинаса… Напрашивался вывод о банальных наемниках, но — беспричинно, на интуитивном уровне — я в это не верил. Не была «Особь» банальной организацией. Ею двигало что-то иное, непонятное, и потому пугающее.

Когда гаснут на сетчатке глаз последние размытые отпечатки только что погашенного света, пространство стремительно расширяется, как будто дали волю часовой пружине. И несмотря на совершенно четкое представление о размерах проявочной, психологически я не ощущал стен. Лишь нечеткий прямоугольник чуть менее мглистой тьмы на месте двери служил некоей точкой опоры в этом отсутствующем пространстве. Он как бы обозначал расстояние и неотменимую завершенность.

Я лежал еще некоторое время, опираясь об этот прямоугольный лоскут светлой тьмы почти ослепшим взглядом и размышляя о том о сём в надежде, что теперь-то уж сон придет, и мои размышления сами собой переродятся в легко забываемые сновидения. Действительность, впрочем, мало чем от сна отличалась, но мне хотелось от нее отдохнуть. Даже равнодушие, привитое годами работы с элементами времени, не помогало выносить все это жуткое гротескное настоящее, творимое людьми за окнами Останкинской телевышки. Я лежал, вслушиваясь в далекие барабаны канонады. В их звучании ощущалась некая нечеловеческая гармония, это была музыка если и не самой смерти, то разрушения. Музыка Тейсинтай. Но мне она была неприятна. Все мое естество сопротивлялось этому ритму. И пусть я не был создан для жизни сумасбродного авантюриста и давно уже заживо похоронил себя в архивном безвременье — это был мой выбор! То, как я распорядился собственной жизнью, не должно касаться полупьяного уголовника, мерзавца, оседлавшего зенитную установку и вновь пьянеющего, но уже не от алкоголя, а от возможности убивать и наслаждаться убийством, от возможности безнаказанно уничтожать, развенчивать, унижать и уничижать. Редкий, очень дорогой, но действенный наркотик, заставляюий мозговые нервные окончания оргазмировать при выплеске невероятного количества эндорфинов. Разумеется, как и любой наркотик, этот требует постоянного увеличения или как минимум поддержания дозы. Ведь действие эндорфинов на нервные рецепторы в принципе одинаково, будь то воздействие естественного эндорфина — энодогенного опиата, или опиата искусственного. При постоянном воздействии рецепторы теряют чувствительность, и, как следствие, приходится увеличивать дозу, что, в свою очередь, вызовет еще большее притупление чувствительности. Замкнутый круг. Фактически, не обрекая себя на страдание, выйти из него нереально. Лишенный постоянного притока большой массы эндорфинов, мозг воспринимает это как недомогание организма. Он начинает сканировать нервные окончания, но обнаруживает, что организм живет и более или менее удовлетворительно функционирует. И тогда мозг начинает воспринимать любой сигнал с нервных окончаний как сигнал боли. Движение руки — боль! Поворот головы — боль! Смена положения зрачка — адская мука! Это и есть опиатовая ломка. Так она выглядит с точки зрения медицины. И хотя искусственные опиаты, разумеется, действуют мощнее и последствия их приема разрушительнее, воздействие безнаказанности и крови на человека куда более непредсказуемо. Да и относительно менее разрушительного воздействия я бы поспорил. Пусть конкретному человеку, наркоману насилия, этот моральный опиат (назовем его так) не приносит столь ощутимого вреда, зато несет куда большую угрозу другим.

Еще какое-то время сон не шел, а мысли вполне предсказуемо скатывались в сторону размышлений о загадочной сути русского бунта, варварски-отчаянного и пропитанного страхом одновременно, отчего недалеко было и до загадки души русской — темы совершенно уж кухонно-безнадежной, сотни раз пережеванной искусственными челюстями русской же интеллигенции у окон с видом на Фонтанку-Якиманку под тихий стук замусоленных граненых фужеров.