Книга Большое кольцо - Фридрих Незнанский

Спокойный тон Турецкого и вопросы, которые были близки и понятны Мутенкову, настроили парня на достаточно мирный лад. Да и видимой опасности они для него не представляли, вот и он тоже понемногу расслаблялся. Точно так же, спокойно и без видимого раздражения, отнесся он поначалу и к вопросам Турецкого, которые касались уже сегодняшней его службы. Трудно ли? Много ли начальству отстегивать приходится, чтоб относилось снисходительно ко всяким мелким нарушениям? Словом, обычные дела, без которых нынче не обходится никакая служба. Вот наконец и установилась какая-то пусть небольшая, не очень различимая еще, но уже степень взаимного доверия.

И тогда Александр Борисович, не боясь показаться занудливым и многословным, нарисовал Мутенкову картинку, которая того ну просто обязана была ни за что не оставить равнодушным. Он пересказал ему историю о том, как уголовники из таганской организованной преступной группировки, договорившись с местными властями, разумеется, за крупные бабки, стали выселять пожилых людей из их собственных владений, освобождая землю под строительство домов для богатых покупателей. А что значит — выселять? Да просто убивать, закапывать, а дома сжигать — случайный пожар, он все спишет. И обо всем этом знали, но ловко скрывали, и в управе, и в местной милиции. А потом люди устали бояться и молчать, достучались-таки до закона. И тогда возбудили уголовное дело против тех, кто им угрожал, кого подозревали в убийствах соседей, в поджогах и так далее. Материалов набралось столько, что кое у кого из начальства головы полетели. Арестовали и того, кто конкретно занимался «выселением» и командовал бандитами — воровского авторитета Сеню-Мыша. А раскопал все это дело молодой следователь прокуратуры Рустам Гусаров, почти ровесник Мутенкова, ну на год-другой постарше.

И тогда решили таганские наказать парня — за то, что он такой активный, пробивной и непослушный. А чтоб не выглядело наказание явной местью за Мыша, припухающего в Бутырках, и за уволенного из милиции, послушного им подполковника милиции Синюхина, поручили уделать следователя двоим ментам — Мутенкову и Сафиеву. Почему именно им? А потому что они, возможно, сами того не подозревая, давно находились на подхвате у таганских уголовников и выполняли их заказы — на дорожных подставах, в других делах. Может, если б знали, что служат убийцам, и отказались бы, но ведь в данном случае не отказались, а четко выполнили поставленную перед ними задачу. Кем конкретно она была поставлена — это важный вопрос. Не сами ж вдруг решили выследить, приложить о капот лицом, водку в горло влить, чтоб все показалось убедительным! Приказали — вот и сделали.

И еще попутно возникает ряд вопросов: куда, например, девалась новенькая машина Гусарова? Не могла быть она ворованной и числиться в розыске, никак не могла, вот какое дело, прокололись они тут. Значит, сержант Мутенков, объявивший Гусарову об этом, намеренно врал. Либо тоже исполнял чужой приказ. Чей? И где теперь машинка-то? Кто на ней катается?

— Видишь, Виктор, сколько всего к тебе набирается? А ты знаешь ответы, в этом у меня нет ни малейшего сомнения… И еще подумай вот о чем. Представь себе на минутку, что к твоим родителям в деревню Тутышкино, что под Ступином, прикатили на трех джипах бандиты и приказали: выселяйтесь к такой-то матери, а не то мы вас зароем! Казино, мол, будем здесь строить! А они, тайно надеясь на сына, который служит где-то в московской милиции, взяли да отказались. Ну их и… сам понимаешь, чего особо-то с пожилыми церемониться? Но ведь и свет не без добрых людей! Нашелся человек, который этих бандюганов за жопу взял! Чуешь? И стариков твоих от лютой смерти тем самым спас, ведь так бы и сгорели в собственной избе. Сказать, что было дальше?.. А дальше, Виктор, — Турецкий посмотрел в напряженные глаза Мутенкова, — приказали они, бандиты, тебе расправиться с тем человеком, который спас твоих отца и мать. И ты с удовольствием, со злым, понимаешь, торжеством, с восторгом, что тебе снова от уголовников кусок обломится, помчался выполнять их заказ! Во как получается, сынок! Поэтому поторопись решить для себя, пока имеешь еще немного времени, хочешь ты выбраться из той грязи, которая засосала тебя уже по уши, или навсегда останешься подонком и сволочью, продавшей бандитам своих же товарищей. И еще представь, что по этому поводу скажет Наташка, когда вырастет, не видя и ненавидя тебя? Думай сам… Впрочем, если трудно говорить вслух, вот бумага, авторучка, пиши. Я никуда не тороплюсь, хотя и у меня тоже есть и жена и дочь. Но я подожду, время у нас с тобой, повторяю, пока еще имеется. Смотри не опоздай…

Мутенков долго думал. А потом все-таки взял ручку и придвинул к себе несколько листов бумаги.

— Как писать? — спросил внезапно охрипшим голосом.

— Честно, Виктор, а как же иначе?.. А-а, ты имеешь в виду, с чего начать? Ну начни так, например… Осознав всю глубину своего морального падения и совершенных противозаконных действий, ты решил начать сотрудничество со следствием. В связи с чем и ставишь в известность о следующем… Понятна мысль? Вот и пиши… Между прочим, скажу, исходя из собственного опыта, такие покаянные заявления хорошо действуют на судей. А если еще суд будет с присяжными, так вообще тогда… Пиши-пиши, а я выйду покурить. Ты ведь не куришь?

— Нет, — помотал головой Мутенков.

— И молодец, болеть не будешь. Ну а уж я, с твоего разрешения, выйду и подымлю…

Только за дверью следственного кабинета позволил себе наконец полностью расслабиться Александр Борисович. И подумал с облегчением: «А ведь достал-таки его! И чем? Правдой! Нет, ну в самом деле, когда-то ведь должен наступить хотя бы один из маленьких таких моментов истины?!»

Ну а как там дела у Никитина? Турецкий набрал номер его сотового.

— Володя, отвечай «да» или «нет». Лед тронулся?

— Нет.

— По-прежнему ухмыляется и изображает полное непонимание?

— Да.

— Ну и хрен с ним. Заканчивай. Запиши: отвечать отказывается. А мы посмотрим, что он станет петь завтра. Сейчас сюда подъедут Новохатко и генерал Фролов, дадим полюбоваться. Учти, сажаем отдельно. Я бы вообще твоего упрятал в Бутырки, а этого тут оставил, в Петрах. Ладно, Славка появится, решим.

— А что завтра? — не понял Никитин.

— Увидим, все увидим, Володенька. Мой сейчас пишет явку с повинной, фигурально выражаясь. Понял теперь?

— Так точно, понял, товарищ генерал, — подчеркнуто официально — для Сафиева, конечно, — ответил Никитин.

2

Вячеслав Иванович Грязнов словно предчувствовал, что участившиеся вдруг удачи, находки не могут длиться вечно, везение так же неожиданно закончится в тот самый момент, когда ты будешь уверен, что дело в шляпе. Вот так оно примерно и получилось.

Позвонил Саня и доложил, что Мутенков раскололся-таки. Не сильно, не до конца, но кое-кого уже назвал и кое в чем повинился, из чего следовал логический вывод, что лиха беда начало. Тут ведь стоит сделать только первый шажок, а дальше ноги сами понесут — иной раз даже помимо твоей воли, куда, блин, денешься теперь?.. Одно плохо, ни слова не написал он о Митяе. Уверял на словах, что совсем не знает его. Да и напарник если и видел, то, может, разок всего, да и то случайно. Про Митяя этого никто толком не знает, он только приказывает кому надо, из своих, а те слова передают, и все. Немного, конечно…