Книга Второй Саладин - Стивен Хантер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ужасно, – сказал Улу Бег.
Он сам долгое время провел в тюрьме в Багдаде и знал, какие дела там творятся.
– Спаси бог его душу.
– Потом мама умерла, а я подалась в Дейтон и вот с тех самых пор так здесь и живу. В «Райксе» уже двадцать лет как работаю. Это не та жизнь, о какой я мечтала, но какая уж есть.
– Ты должна быть сильной. Должна заставить их заплатить.
– Кого «их», Джим? Никто ни за что не заплатит.
Она налила себе еще вина.
Квартирка у нее была тесная и темная, в старом доме с пропахшими мочой, замусоренными коридорами. Лампочки выбиты, все стены исписаны. Улу Бег узнал английское слово, означавшее «свобода», нацарапанное огромными белыми буквами. Здесь жили одни только черные; когда он выглядывал из окна, то видел только черных, кроме разве что полицейских в патрульных машинах, которые порой опасливо проезжали по улице.
– Не бойся их, милый, – сказала она как-то. – Сюда они не суются.
– Послушай, Джим, – говорила она сейчас. – Кто ты такой? Ты белый? Ты выглядишь как белый, ходишь как белый и говоришь смешно, прямо как белый. Но ты не белый. Я вижу.
– Конечно белый. – Теперь он сам рассмеялся. – Белым родился, белым умру.
– Но ты не американец.
– В Америку приезжают многие. За новой жизнью. Вот и я – я ищу новую жизнь.
– Только не с пушкой. Я заглянула в твой рюкзак.
Он немного помолчал.
– Ли, не надо было этого делать.
– Ты в бегах? Бежишь куда-то или откуда-то, Джим? Мне все равно. Выпей вина. Ты собрался кого-то прикончить? Мне все равно. Только не вздумай попасться, слышишь, потому что тогда тебя упекут в страшное место на веки вечные, Джим. Никогда еще не видела такого странного белого, как ты.
* * *
Он прожил у нее целую неделю в тесной квартирке обшарпанного города сказочной страны Америки. Каждую ночь они занимались любовью. С этой чернокожей женщиной он чувствовал себя сильным и свободным. Он охаживал ее часами. Он жил, как в угаре, спал весь день, пока она работала, и набрасывался на нее, когда она возвращалась. Однажды он взял ее прямо на кухне.
– Ты совсем бешеный. Я мету полы в универмаге старины Райка и весь день думаю о бешеном Джиме.
– Ты роскошная женщина, Ли. В Америке роскошные женщины. Вот что в Америке лучше всего.
– Ты знаешь еще кого-нибудь?
– Знал. Давно, – ответил он. – Она была настоящий боец, как ты, Ли.
– Белая девчонка?
– Да, белая.
– Ни одна белая девчонка не знает, что такое быть бойцом.
– Нет, эта была не такая. Джоанна была особенная. Думаю, вы бы с ней подружились.
Перед глазами у него промелькнула странная картина – он, Ли, Джарди, Джоанна и Мемед с Апо. На лугу, высоко в горах. Повсюду вокруг цвел чертополох, и холмы тонули в сине-зеленой дымке. Там был и Амир Тофик, там были все. Его отец, Улу Бег, как и он, повешенный на фонарном столбе в Мехабаде в сорок седьмом, тоже. Были и куропатки на деревьях, и олень. Охота удалась на славу. Мужчины днем поохотились, а вечером женщины приготовили удивительные кушанья. Потом все уселись в круг под огромным роскошным шатром и рассказывали волшебные истории. Джарди рассказал о психе-отце, венгерском докторе. Джоанна – о сестре Мириам. Ли – о братишке Бобби, и в тот самый миг, когда звучали имена этих людей, они тоже входили в шатер, брали себе еды, рассказывали истории и издавали боевой клич. «Kurdistan ya naman», – кричали они. Курдистан или смерть.
– Джим? Джим?
– А?
– Где ты витал? Уж точно не в Дейтоне.
– Не важно. Завтра я уезжаю. Я должен. Я задержался слишком надолго, мне нужно двигаться дальше.
Она взглянула на него; глаза у нее были темные и шалые.
– Ты поедешь куда-то с этой пушкой, и тебя убьют. Без шуток, убьют, как моего братишку Бобби.
– Джима не убьют, – сказал он.
– Милый, не уходи. Останься с Ли. Здесь хорошо. Здесь так хорошо.
– Я должен ехать дальше. Встретиться с одним человеком.
– На автовокзал? Там тебя в два счета схватят легавые.
– Никаким легавым не схватить Джима.
– Еще как схватят. Куда ты поедешь?
– В большой город.
– Легавые из большого города в два счета схватят тебя на автовокзале. Я знаю, что схватят.
– Мне нужно идти.
– Джим, – сказала она вдруг. – Возьми мою машину. Правда, бери. Она просто стоит тут без дела.
Улу Бег не знал, что сказать.
– Я не умею водить автомобиль, – признался он наконец.
Женщина запрокинула голову и рассмеялась, весело и звонко.
– Ну ты даешь, милый, вот это ты даешь.
Она снова засмеялась.
– Золотце, – продолжала она, – я в жизни своей не слышала о таких странных белых, как ты. Ты такой странный, что прямо как будто и не белый.
И она сказала, что сама отвезет его.
После того, как Тревитт от души наелся, принял душ и переночевал в приличном месте, жизнь показалась ему значительно более сносной. В гостинице «Фрей Маркос де Нинца», конечно, было не совсем как в «Говарде Джонсоне», зато там был телевизор и вода, достаточно горячая, если как следует подождать. И замки на дверях. Так что с прибытием денег Чарди к сеньору Тревитту вернулась некоторая уверенность в себе. Нет, внезапно промелькнувшая тень, репортаж об обратной вспышке в какой-нибудь машине, тяжелый взгляд мексиканца, устремленный в его сторону, до сих пор ввергали его в трепет, но, по крайней мере, он больше не скрывался в сарае.
Посмотрите на меня! Только посмотрите!
Его так и распирало от удовольствия; ему страшно нравился его новый образ: он ведь теперь подпольный работник, он теперь агент. Он ощущал, что наконец-то вступил в братство, которое отторгало его все эти годы.
Посмотрите на меня! Только посмотрите!
Да он и сам смотрел. Он не мог налюбоваться собой в витринах лавок, в зеркале у себя в номере – худощавый молодой человек, спокойный, волевой. Глаза, серьезные и проницательные. Рука, всегда готовая выхватить оружие.
Ведь теперь Тревитт был человек вооруженный.
Он выдал мальчишке пятьдесят долларов из денег Чарди и обстоятельные указания:
– Пистолет. Не какой-нибудь древний «кольт», «ремингтон» или еще что-нибудь времен Панчо Вильи. Автоматический, по возможности короткоствольный, но я бы согласился и на любой девятимиллиметровый испанский «стар» или даже «лламу», если она будет достаточно большая, не меньше девяти миллиметров. Справишься?