Книга Калейдоскоп жизни - Всеволод Овчинников

Время от времени полиция Шри-Ланки раскрывает подпольные организации, занимающиеся контрабандой самоцветов, их тайным вывозом за рубеж. С глубокой древности торговля драгоценными камнями считалась монополией казны. Самоцветы всегда были важной статьей государственных доходов. Они давали средства на строительство водохранилищ, которыми Цейлон славился еще до нашей эры.

Неподалеку от копей то и дело видишь небольшие базарчики, где местные жители торгуют сапфировыми перстнями и серьгами собственной работы. Автобусы подвозят американских, германских и японских туристов. Те, как саранча, сметают все подряд. Но коллеги из Коломбо предупредили меня: сюда специально завозят из Западной Европы синтетические сапфиры. Их кустарным способом оправляют на месте и выдают за цейлонские. А кто усомнится в них в здешней экзотической глуши? Купил, мол, прямо у старателей в Ратнапуре.

Автором этой оригинальной коммерческой идеи оказался израильский гражданин одесского происхождения по фамилии Бендер. Даже если это псевдоним, он свидетельствует, что бессмертное дело Остапа живет и побеждает.

Золото Шведагона

Для иностранцев Бирма (официальное название — Мьянма) начинается с Рангуна. А попав туда, просто невозможно не увидеть главную достопримечательность столицы — золотой колокол Шведагона. Он значит для Рангуна больше, чем Эйфелева башня для Парижа. Это не просто главный ориентир, заметный отовсюду. Сверкая золотом на фоне густо-синего неба, Шведагон буквально подавляет бирманскую столицу своим величием. Он вызывает восхищение и священный трепет.

Сравнение его с Эйфелевой башней в чем-то правомерно. Самая большая в мире пагода напоминает гигантский колокол с длинной рукояткой сверху. Если бы Эйфелева башня пошире расставила свои стальные ноги, если бы ее четыре грани окольцевали снаружи концентрическими окружностями и на эти кольца положили золоченые листы, получилось бы нечто похожее на Шведагон.

Трудно передать словами то впечатление величия и торжества жизни, которое вызывает Шведагон. Его золотой контур неотделим от темно-синего неба, ярко-белых кучевых облаков, богатства красок и звуков. Ими даже зимой щедра бирманская земля. Это обилие, даже переизбыток колоритности, буквально ошеломляет. Становится понятно, почему бирманцы носят яркие одежды. Иначе и не может быть в стране, где солнце неистово, растительность пышна, цветы красочны, птицы пестры.

Шведагон — это целый мир. К подножию пагоды ведут четыре лестницы, защищенные от солнечных лучей навесами. Каждая такая галерея превращена в торжище, длинный ряд лавочек. Те, что ближе к подножию пагоды, торгуют преимущественно цветами, ароматными свечами, лампадами. Те, что подальше, торгуют и всякого рода сувенирами. Рядом трудятся резчики по дереву, создавая из кусочков тика статуэтки Будды. Тут же готовят пищу, нянчат детей. Кажется, что вся многокрасочная, многозвучная картина жизни специально предназначена для того, чтобы подчеркнуть праздничность приобщения к восьмому чуду света. Пройдя крытую галерею и поднявшись на сто с лишним ступеней, попадаешь на священную дорогу, которая кольцом опоясывает Шведагон. Белый камень, отполированный тысячами босых ног и политый водой, отражает выстроившиеся вокруг Шведагона пагоды и храмы. По внутренней стороне кольца их 64, по наружной — 72. Все они напоминают молодую поросль вокруг гигантского дуба. Приятно идти босиком по мраморным плитам, ощущать прохладную гладкость камня. (Даже в носках ступать на священную дорогу не разрешается.)

Всюду много молящихся, но не чувствуется ни подавленности, ни фанатической одержимости. Здесь, скорее, царит атмосфера веселой ярмарки, народного праздника. Словно какие-то экзотические песни, звучат крики продавцов воды. Они ходят по священной дороге с коромыслами, пока кто-нибудь из паломников не купит воду, чтобы облить ею статую Будды. Это распространенный способ выражать свое религиозное чувство. К терпкому запаху цветов добавляется аромат ритуальных свечей.

Некоторые храмы, окружающие Шведагон, как бы копируют его колоколообразную форму. Другие более отвечают нашему представлению о пагоде, то есть являют собой многоярусные башенки. Многие из них украшены резьбой по дереву. Резчики по тику создали здесь свои знаменитые пламенные порталы, характерные для бирманской национальной архитектуры.

Я увидел золотую башню Шведагона, словно одевшуюся в кокон. Ее окружали строительные леса из бамбуковых жердей. По ним вверх и вниз сновали фигурки людей. Раз в тридцать лет, при жизни каждого поколения, происходит то, что мне довелось лицезреть. Шведагон, будто кружевами, оплетают бамбуковым каркасом. Желающий может забраться на вершину гигантской стометровой пагоды и собственноручно добавить золота к ее сверкающей поверхности.

Внизу у четырех лестниц толпились люди. Служители принимали от верующих пачки денег, выдавая им взамен стопки листков с сусальным золотом. Честно говоря, я не сразу понял, как это делается. Как может золотая пластинка приклеиться к гигантской башне? Потом, путешествуя по Бирме, я не раз видел статуи, из-за золотых наклеек потерявшие свои первоначальные очертания. Формами они напоминали ледяные скульптуры, которые многократно поливали водой.

Ослепительный блеск золота выделяется в портрете Бирмы. Оно сверкает на крышах храмов и пагод, на статуях буддийских божеств. Мне удалось познакомиться с людьми, занятыми сугубо бирманским ремеслом — превращать золото в столь тонкие пленки, что они трепещут и разлетаются даже от человеческого дыхания. Технология их производства сохраняется со времен Средневековья.

Из золота сначала тянут тонкую проволоку. Потом ее расплющивают молотками, превращая в золотую ленту шириной с палец и толщиной, как у оберточной фольги. Ленту режут на квадратики и помещают между листами специальной бумаги из бамбука. Их складывают один на другой по 96.штук и стягивают стопку ремнями из оленьей кожи. После этого по ней шесть часов колотят молотком из твердой породы дерева. Бумага, между которой находятся золотые пластины, отличается исключительной прочностью. Ведь золотой квадратик шириной с палец превращается в окружность размером с ладонь, до такой степени он расплющивается.

Его снова режут на шесть частей и прокладывают лепестки той же бумагой. Операция повторяется трижды. Трудно представить себе, как может существовать подобное производство в условиях влажной бирманской жары. Ведь в помещении, где делается сусальное золото, не только нельзя иметь вентилятор, нельзя даже обмахиваться веером.

Когда золотые пластинки становятся наконец достаточно тонкими, их перекладывают на листки уже другой бумаги, похожей на промокательную. Вот эти-то листки, сложенные в пачки по 96 штук, продают верующим как жертвенное золото. Листок прикладывают к золоченой статуе или крыше храма, и тончайшая пластинка драгоценного металла прилипает, словно переводная картинка. Каждый верующий может почувствовать себя причастным к созданию пагоды. Даже бедняку под силу купить несколько таких золотых листков и сознавать, что в огромной сверкающей пагоде есть толика его золота.

Сразу же за Рангуном начинается бескрайняя равнина Нижней Бирмы. Куда ни глянь — до самого горизонта простираются рисовые поля. Но нигде не видишь ни оросительных каналов, ни водохранилищ. Весь золотой ковер, которым покрыта земля, все тучные нивы орошаются муссонами. Дожди проходят регулярно и как раз в ту пору, когда они больше всего нужны земледельцам. На расстеленных у дороги рогожах темным золотом отливает обмолоченное зерно.