Книга Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

Исель отступила, чуть не прыгая от облегчения.

— Думаю, я почувствовала это, — сказала она немного удивлённым голосом. — В любом случае что-то я почувствовала. Около полуночи, вы говорите?

Этого ей никто не говорил.

— Какое-то облегчение на душе, словно что-то во мне знало, что мои молитвы услышаны. Но я никак не предполагала подобного. Я просила леди о своей смерти… — Она помолчала и прикоснулась рукой к бледному лбу. — Или о том, как будет ей угодно. — Её голос стал тише. — Кэсерил… могла я… могла я сделать это? Может, богиня так ответила на мои молитвы?

— Я… я не вижу, каким образом, принцесса. Вы молились леди Весны, разве нет?

— Да, и её Матери — обеим. Но в основном Весне.

— Великие леди дарят чудо жизни, а не смерть — обычно так. Но все чудеса непредсказуемы и загадочны. Боги. Кто знает пределы возможностей богов и их цели?

— Это не ощущалось как смерть, — призналась Исель. — Меня словно отпустило. Я даже смогла немного поесть, и меня не вытошнило. Потом я уснула.

Нан ди Врит согласно закивала.

— И я очень этому рада, миледи.

Кэсерил глубоко вздохнул.

— Что ж, полагаю, ди Джиронал займётся поисками убийцы. Он будет рыскать по всему Кардегоссу в поисках человека, умершего прошлой ночью, да что там Кардегосс — по всему Шалиону, я уверен, пока не выяснит, кто убил его брата.

— Благословение на бедную душу, разрушившую его ужасные планы. — В общепринятом жесте благословения Исель прикоснулась ко лбу, губам, солнечному сплетению и пупку, затем, прижав ладонь к сердцу, широко развела пальцы. — И пусть демоны Бастарда даруют ему прощение во всём, в чём только можно.

— Аминь, — склонил голову Кэсерил. — Будем надеяться, ди Джиронал не обнаружит близких друзей или родственников погибшего, чтобы отомстить им. — Он снова схватился за сведённый отчаянной болью живот.

Бетрис приблизилась к нему, глядя в лицо; протянула было к нему руку, затем, поколебавшись, опустила её.

— Лорд Кэс, вы выглядите ужасно. У вас лицо цвета холодной овсянки.

— Я… болен. Что-то съел. — Он перевёл дух. — Так что сегодня мы готовимся не к печальной свадьбе, а к радостным похоронам. Надеюсь, вы, леди, сумеете сдержать свой восторг на людях?

Нан ди Врит хмыкнула. Исель призвала её к спокойствию и твёрдо произнесла:

— Торжественная скорбь, я вам обещаю. И если моё сердце полно благодарности, а не печали, то об этом догадаются только боги.

Кэсерил кивнул и потёр ноющую шею.

— Обычно жертву смертельной магии предают огню до темноты, чтобы, как говорят священники, лишить потусторонние силы тела, на которое они могли бы оказать влияние. Похоже, такая смерть привлекает призраков. Это будут исключительно стремительные похороны для такого высокого лорда. Всё должно быть подготовлено задолго до вечера. — Загадочная аура Исель вызывала у него головокружение и тошноту. Он сглотнул слюну и отвёл от неё глаза.

— Тогда, Кэсерил, — сказала Бетрис, — умоляю вас, ложитесь пока в постель. Мы все столь неожиданно оказались в безопасности. Вам не нужно ничего больше делать. — Она дотронулась до его холодных рук, коротко сжала их в ладонях и улыбнулась со странным пониманием. Он попытался выдавить из себя ответную улыбку и удалился.

Упав обратно в кровать, он провалялся там почти час, мучимый болью, и всё ещё дрожал в ознобе, когда дверь тихонько отворилась и вошла Бетрис. Она на цыпочках подошла к постели и, наклонившись над ним, положила ладонь на его влажный холодный лоб.

— Я боялась, что у вас жар, — сказала она, — а вы дрожите от холода.

— Я… замёрз… да. Наверное, ночью сползло одеяло.

Она дотронулась до его плеча.

— Ваша одежда промокла насквозь, — заметила Бетрис и прищурила глаза. — Когда вы последний раз ели?

Он не смог вспомнить.

— Вчера утром, кажется.

— Ясно. — На мгновение Бетрис нахмурилась, затем развернулась и вышла.

Через десять минут появилась служанка с большим металлическим листом, на котором дымились горячие угли. Ещё через несколько минут прибыл слуга с ведром горячей воды, которому было приказано вымыть Кэсерила и уложить в постель в сухой тёплой одежде. И это тогда, когда весь замок, казалось, ополоумел, готовясь к похоронам. Всем одновременно — и леди, и кавалерам — требовалось мыться и переодеваться, чтобы предстать на людях во всеоружии. Кэсерил ни о чём не спрашивал. Слуга только-только закончил одевать его, когда снова появилась Бетрис с фарфоровой мисочкой на подносе. Оставив дверь открытой, она уселась на край кровати с ложкой в руке.

— Ешьте.

Это был хлеб, намоченный в горячем молоке с мёдом. Изумлённо открыв рот и проглотив первую ложку, Кэсерил опёрся на подушки.

— Я не настолько болен. — В попытке восстановить своё достоинство он отобрал у Бетрис плошку; она не возражала и сидела на кровати молча, пока он ел. Кэсерил почувствовал, как он, оказывается, был голоден. Всё съев, он понял, что ему больше не холодно.

Бетрис удовлетворённо улыбнулась.

— Теперь цвет вашего лица нравится мне куда больше. Уже не такой призрачный. Хорошо.

— Как принцесса?

— Намного лучше. Она была… совсем убита. А теперь, после того как с её плеч спала эта невыносимая тяжесть, на неё радостно смотреть.

— Да, я понимаю.

Бетрис кивнула.

— Сейчас она отдыхает, пока не пора будет одеваться. — Она забрала из его рук опустевшую плошку, поставила её рядом и понизила голос: — Кэсерил, что вы делали прошлой ночью?

— Ничего. Правда.

Её губы сердито сжались. Но зачем было перекладывать на её плечи этот груз? Признание облегчит его душу, но вдруг ей придётся давать показания под присягой?

— Лорд ди Ринал говорит, вы заплатили пажу за крысу. Это и заставило, по словам ди Ринала, лорда ди Джиронала ворваться к вам в комнату. Паж сказал, вы хотели её съесть.

— Ну да. Это не преступление, когда человек хочет съесть крысу. Маленький праздник в память об осаде Готоргета.

— Да-а? Но вы же только что сознались, что не ели со вчерашнего утра?

Бетрис поколебалась и продолжала:

— Горничная говорит, что в вашем горшке, когда она выносила его утром, была кровь.

— Демоны Бастарда! — Кэсерил, улёгшийся было на подушки, снова сел. — Есть ли хоть что-нибудь святое в этом замке, не подлежащее обсуждению? Человек что, не может считать своей неприкосновенной собственностью даже ночной горшок?

Она протянула руку.