Книга Маяк - Филлис Дороти Джеймс

Наконец впереди показался коттедж «Атлантик». Еще глядя на него с вертолета, Кейт обратила внимание на то, что это самый большой из всех каменных коттеджей острова и стоит он ближе всего к краю скалы. Теперь она разглядела, что это фактически два коттеджа. Справа — тот, что побольше, с выложенным плиткой крытым крыльцом, с двумя эркерами по обе стороны дома и еще двумя над ними, под островерхой сланцевой крышей. Тот, что поменьше, был без крыльца, с плоской крышей и четырьмя небольшими окнами. Перед обоими коттеджами тянулась длинная цветочная грядка примерно в три фута шириной, упиравшаяся в сложенную из камня ограду. Из щелей между камнями выглядывали небольшие красные цветы и тянулись вниз ползучие растения, а справа от крыльца стоял высокий куст фуксии, весь в цвету. Красные лепестки фуксий пятнали дорожку, словно капли крови.

На стук Кейт дверь открыл Рафтвуд. Он был среднего роста, но широк в плечах; его массивное, с полными губами лицо выглядело угрожающим; глаза его, голубовато-серые, глубоко посаженные, казались слишком бледными на фоне несколько поблекших, но все еще замечательно рыжих, золотистого оттенка, волос и ресниц. Кейт редко приходилось встречать у мужчин такой цвет волос. На Рафтвуде были строгий черный костюм, спокойных тонов полосатый галстук и сорочка с высоким воротничком; все это делало его похожим на служащего похоронного бюро. «Неужели это его всегдашний наряд в ранние вечерние часы? — удивилась Кейт! — Или он специально переоделся, так как считает, что именно такую одежду следует носить на погруженном в траур острове? Но в трауре ли остров?»

Они вошли в небольшой квадратный холл. Приоткрытая по левую руку дверь позволяла видеть кухню, а комната справа была явно столовой. Внимание Кейт привлекло то, что всю стену позади сверкающего полированной крышкой продолговатого стола украшают корешки книг в кожаных переплетах.

Рафтвуд открыл дверь в дальнем конце холла и произнес:

— Полицейские прибыли, мадам. Они явились на шесть минут раньше.

Голос мисс Холкум — сильный, авторитетный и, несомненно, принадлежащий представительнице высшего общества — донесся до них очень ясно:

— Тогда проведите их ко мне, Рафтвуд. Мы же не хотим, чтобы нас обвинили в нежелании сотрудничать с полицией.

Рафтвуд отступил в сторону и официально представил пришедших:

— Инспектор Мискин и сержант Бентон-Смит, мадам.

Комната оказалась больше, чем можно было ожидать при первом взгляде на коттедж. Прямо впереди они увидели четыре окна и застекленную дверь на террасу. По левую руку — камин и перед ним небольшой столик и два стула. Здесь шла игра в скраббл: она явно была в самом разгаре. Сопротивляясь соблазну обвести взглядом комнату, чтобы не проявить неподобающего любопытства, Кейт ограничилась лишь общим впечатлением: насыщенные теплые тона, полированное дерево, коврики на каменных плитах пола, на стенах — картины маслом, а одна стена, так же как в столовой, почти от пола до потолка уставлена книгами в кожаных переплетах. В камине горели поленья, наполняя комнату терпким осенним ароматом.

Мисс Холкум так и осталась сидеть перед доской для игры в скраббл. Она выглядела моложе, чем Кейт ожидала: у нее было волевое, прекрасной лепки лицо, почти без морщин, и огромные, нисколько не замутненные возрастом глаза под изогнутыми бровями. Серо-стальные, с серебряными прядями волосы она зачесала назад и уложила тяжелым, искусно заплетенным узлом пониже затылка. На Эмили Холкум была расклешенная юбка из шерстяной фланели в черную, серую и белую клетку, белый джемпер с высоким горлом и тяжелое янтарное ожерелье с крупными, словно детские стеклянные шарики, камнями. Длинные мочки ушей украшали искусно выделанные янтарные серьги-запонки. Мисс Холкум сделала едва заметный жест в сторону Рафтвуда, и он опустился на стул напротив нее. Затем на какой-то миг она устремила на него пристальный взгляд, будто желая убедиться, что он не двинется с места. И обратилась к Кейт:

— Как видите, инспектор, мы как раз заканчиваем нашу субботнюю игру в скраббл. Сейчас моя очередь делать ход, а у меня осталось семь букв. У моего оппонента… Сколько букв у вас осталось, Рафтвуд?

— Четыре, мадам.

— А в мешке уже ничего нет, так что мы не задержим вас слишком долго. Садитесь, пожалуйста. Я чувствую, что у меня на подставке есть слово из семи букв, но оно мне в голову не приходит. Слишком много гласных. «О», два «И», правда, одно из них краткое, и «Е». Единственная согласная — «М», если не считать «З» и «С». Совершенно необычная история — под конец такие слова редко остаются. И я только что уже подобрала одно.

Наступила пауза. Мисс Холкум разглядывала костяшки с буквами на своей подставке, потом принялась их передвигать. Суставы ее изящных пальцев были искривлены артритом, на внешней стороне ладоней лиловатыми шнурами выделялись вены.

— «МЕЙОЗИС»,[14]мадам, — тихо произнес Бентон-Смит, — третья строчка наверху, справа.

Она повернулась к Бентону. Приняв вопросительный взлет ее бровей за приглашение, он подошел ближе и стал разглядывать доску.

— Если вы поставите «З» на дубль над словом «ЛАК», вы получите еще двадцать два очка за слово «ЗЛАК», тогда «М» попадает на дубль за шесть очков, и слово из семи букв тоже окажется на дубле.

Мисс Холкум произвела подсчет в уме с поразительной быстротой.

— В целом девяносто шесть плюс мои прежние двести пятьдесят три… — Она повернулась к Рафтвуду: — Думаю, это результат, к которому никак не придерешься. Так что вычтите очки за ваши четыре буквы, Рафтвуд, и с чем вы в результате остаетесь?

— У меня двести тридцать девять, мадам, но я должен внести возражение. Мы никогда не оговаривали тот факт, что допускается помощь.

— Мы никогда не оговаривали тот факт, что она не допускается. Мы играем по своим собственным правилам. Это абсолютно согласуется с разумным принципом английского законодательства, гласящим, что дозволено все, что не запрещено законом, в отличие от практикуемого в континентальной Европе принципа, что запрещается все, что законом не санкционировано.

— По моему мнению, мадам, сержант не обладает никаким статусом в нашей игре. Никто не просил его вмешиваться.

Мисс Холкум явно осознала, что беседа принимает оборот, грозящий нежелательной конфронтацией. Она принялась собирать костяшки и укладывать их в мешок, говоря:

— Ну, хорошо. Мы примем предыдущий счет очков. Все равно я остаюсь в выигрыше.

— Но, мадам, я бы предпочел объявить эту игру недействительной и не засчитывать ее результаты при подведении итогов за месяц.

— Ну хорошо, раз вы так упрямитесь. Вы, как мне представляется, не учитываете, что я вполне могла бы и сама найти это слово, если бы сержант не вмешался и меня не перебил. Я была близка к этому.

Молчание Рафтвуда было весьма красноречивым. Чуть погодя он снова проговорил: