Книга Мастер дороги - Владимир Аренев

Я не знаю, что ждет меня по ту сторону. В этом мы не слишком отличаемся от себя прежних, да, наверное, и от себя всегдашних. Иначе было бы неинтересно… жить – там, здесь, всегда и везде. Актер, который заранее знает, чем заканчивается самая главная пьеса, его жизнь, играет вполсилы.

Вам дан великий талант, молодой человек. И Вам дана жизнь. Так играйте, пишите и живите от всей души!

И… нарисуйте все-таки рай, ладно? Хотя бы для себя.

Искренне Ваш,

М.Я. …»

Фамилия была написана неразборчиво.

– Бред, – прошептал Данька. – Полный бред!

И улыбнулся, закусив губу.

Из газет:

«Социологи отмечают небывалый за последнее десятилетие демографический спад. Смертность давно уже превысила рождаемость. «Если ситуация не изменится, – говорит известный ученый Христофор Авраамович Рон, – скоро в этом мире люди вымрут как вид».

Впрочем, другие специалисты утверждают, что особых причин для беспокойства нет».

И чуть ниже:

«Вчера в возрасте пятидесяти шести лет скончался известный художник Даниил Олегович Цветков. Его полотна известны во всем мире и стали, как говорят искусствоведы, новым словом в живописи нашего времени. Для многих картины Д.О. Цветкова были словно отдушиной, окном в иную реальность.

Последняя из них, «Возвращение в Рай» (см. фото), над которой Даниил Олегович работал несколько десятков лет, была закончена буквально за пару дней до смерти. Как утверждают дети и вдова покойного, первые наброски к картине Даниил Олегович сделал еще в студенческие годы, в одной из городских больниц, куда попал после несчастного случая. Наброски лиц больных, которых он наблюдал там, сохранились и переданы семьей в столичный Музей современного искусства. Именно эти эскизы стали прообразами изображений пришедших к райским воротам душ.

Загадочная история связана с женской фигурой, которая по ту сторону врат встречает пришедших. По словам вдовы покойного, именно над этим персонажем Даниил Олегович бился столько лет. Долгое время у женщины на картине не было лица, и лишь накануне смерти гениальному художнику удалось изобразить его.

На вопрос нашего корреспондента, знает ли г-жа Цветкова, кто был прототипом прекрасной дамы Рая, вдова ответила, что…»

Здесь лист оборван. Чуть выше, рядом с номером страницы четко проступает какая-то несусветная дата: 14 сентября 1321 года.

Наверняка – ошибка наборщика.

Примечание автора

Не секрет, что у многих авторов на том или ином этапе проклевывается страсть к красивостям. Начитавшись разных умных книжек, они начинают впихивать все это в свои тексты, к месту и не к месту. В итоге претенциозность и дешевый пафос портят даже неплохие задумки.

Единственное оправдание для «Рая» я нахожу сейчас в том, что повествование в основном ведется от лица Даньки и все эти неологизмы, умничанья и раскавыченные цитаты – как бы его. (Хотя некоторые, наиболее вопиющие, про «дверь разметала мыслишки оглушительным звонком» и проч. – я, конечно, вымарал. Ибо!)

Для меня-то несомненная польза от работы над рассказом заключалась в том, что я наконец прочел от и до «Божественную комедию». Но насколько очевидны отсылки к ней для читателей? Остается надеяться, что удовольствие от истории можно получить и без этих отсылок.

Душница

Еле-еле душа в теле.

Чуть нажали – душа в шаре!

Детская считалочка

Часть первая

В четверг у Курдина умер дедушка, это все знали. До конца недели на уроки Курдин не ходил, а в понедельник опоздал на геометрию. Классная его пустила, слова не сказала. Он сел рядом с Рыжим Вадей, а дедушкин шарик прицепил сбоку, на крючок для портфеля.

Шарик был здоровский. Серебристый, с тонкими черными прожилками, и громадный, как арбуз. Под «хвостиком» у него висела кожаная ленточка. На перемене Курдин дал ее рассмотреть всем, кто хотел. Сашка тоже глянул. Имя дедушки и даты на ленточке были серебристые, в тон шарику. И цепочка светлая. Курдин ее из рук не выпускал, намотал на запястье и все время как будто невзначай двигал туда-сюда: поправлял.

– Ну и что, он с тобой разговаривает? – спросила Жирнова, зачем-то шепотом.

– Балда! – отмахнулся Курдин. – Первые девять дней они не разговаривают. Это потом… и то – если о них постоянно заботиться. И не со всеми подряд, только с теми, кто тонко чувствует; со взрослыми вон – редко когда.

– Ага, – поддакнул Вадя, – мне Колька Шепелявый рассказывал, ну, с Песчаного двора. Его сеструха месяц за бабкиным шариком ухаживала. Каждый день по часу книжки читала, разговаривала, музыку ей крутила, вальсы всякие. Прислушивалась, аж краску с шарика ухом стерла. Вот такое пятно… а бабка – ни слова! Зато у Макса из двадцать шестой дядю машина сбила. Так он ему потом советы давал всю дорогу. Макс родаков еле упросил, чтобы отвезли в душницу, и он…

Курдин перебил Вадю:

– Фигня! В душницу раньше чем через год только совсем нищие своих отдают. Ну или дикари какие-нибудь. – Он многозначительно повел бровью, глядя на Сашку. Тот почувствовал, как наливаются багровым уши. – Это ж, – добавил Курдин, – не всем доступно: уважать своих предков.

Не обошлось бы без драки, да прозвенел звонок. На большой переменке Сашка проигнорил собравшуюся вокруг Курдина толпу. Пошел во двор и съел бутеры, потом сидел на скамейке; пахло прелой листвой и жареной картошкой из дома напротив, и он просто думал о разном. Про Курдина почти не думал.

Видел, как возвращались после столовки девчонки из параллельного «Б». Новенькая шла вместе с Гордейко и Сидоровой, что-то им рассказывала. Гордейко хихикала, потом заметила Сашку и помахала ему рукой. Новенькая даже не оглянулась. А Сидорова обернулась и показала ему язык. Дура.

После уроков он задержался в вестибюле. Сел у окна и рылся в портфеле. Курдин во дворе опять хвастался дедушкиным шариком. Новенькая с Гордейко и Сидоровой тоже подошли и слушали.

Сидорова увидела, что Сашка на них смотрит, и зашептала, прикрывшись ладошкой.

Сашка отвернулся, застегнул портфель и вышел во двор. На Курдина и толпищу даже не глянул. И когда Гордейко засмеялась, не обернулся.

Можно подумать!..

Дома никого не было. Он включил телик и решил, пока светло, нанести камуфляжный узор на морпехов. Как раз до завтра высохнут, и можно будет заняться мелкой прорисовкой. Вполуха слушал «Первый образовательный», что-то про эпоху Василия Бездетного. Когда показывали реконструкции боевок – смотрел, конечно; отвлекался.

Из всего набора успел сделать только двух солдатиков.

Зазвенели в замке ключи, хлопнула дверь. Уже по тому, как громко и тяжело дышал дед, было ясно: он сегодня заглядывал в Дом писателей и сидел в буфете. Или был в редакции.