Книга Чиновники - Оноре де Бальзак

Пуаре. Вы подумайте! Господин Рабурден?!

Фельон. Но вы заметили, как спокойно и достойно он держался, несмотря ни на что?

Пуаре (состроив хитрую мину, похожую на гримасу). Меня не удивит, если окажется, что под этим что-то кроется...

Фельон. Человек чести, чистый, без единого пятна!

Пуаре. А этот Дюток?

Фельон. Судáрь, мы насчет Дютока совершенно того же мнения; ведь вы меня понимаете?

Пуаре (несколько раз кивает головой и произносит с многозначительным видом). Да.

(Все чиновники возвращаются.)

Флeри. Строгая критика, ничего не скажешь. Я читал — и не верил своим глазам! Господин Рабурден! Лучший из людей! Если среди таких людей находятся шпионы, то к добродетели можно почувствовать отвращение. А я видел в Рабурдене одного из героев Плутарха.

Виме. О да, это верно!

Пуаре (он знает, что ему осталось служить всего пять дней!). Но что вы скажете, господа, о человеке, который украл этот труд, выследил господина Рабурдена?

(Дюток выходит.)

Флeри. Он Иуда Искариотский. А кто это сделал?

Фельон (лукаво). Среди нас его сейчас нет.

Виме (догадавшись). Это Дюток!

Фельон. Доказательств, судáрь, я не видел. Но пока вас здесь не было, этот молодой человек, господин де ла Рош, чуть не помер. Да вот, на моем столе еще не высохли его слезы.

Пуаре. Он потерял сознание, мы держали его на руках. А ключ-то! Ключ от моей квартиры! Ах, ведь ключ остался у него за воротником. (Пуаре выходит.)

Виме. Министр не пожелал работать сегодня с Рабурденом, а господин Сайяр, которому начальник личного стола шепнул словечко, пришел предупредить господина Бодуайе, — пусть подает просьбу о награждении его орденом Почетного легиона; к новому году на отделение дали один орден, и его получит господин Бодуайе. Вы понимаете? Господина Рабурдена принесли в жертву даже те, кто пользовались его услугами. Вот что говорит Бисиу. Нас всех должны были уволить, за исключением Фельона и Себастьена.

Дю Брюэль (входит). Что же, господа, это правда?

Тюилье. Совершеннейшая правда.

Дю Брюэль (снова надевает шляпу). Прощайте, господа. (Выходит.)

Тюилье. Наш водевилист не очень-то любит пальбу! Он отправился к герцогу де Реторе, к герцогу де Мофриньезу; ну и пусть побегает! Говорят, начальником у нас будет Кольвиль.

Фельон. А ведь, казалось, он любил господина Рабурдена.

Пуаре (входит). С великим трудом удалось мне раздобыть ключ от моей квартиры; этот малыш все еще ревет, а Рабурден исчез неведомо куда.

(Входят Дюток и Бисиу.)

Бисиу. Ну, господа, страшные дела творятся в вашей канцелярии. Где дю Брюэль? (Заглядывает в кабинет.) Ушел.

Тюилье. Хлопочет.

Бисиу. А Рабурден?

Флери. Исчез! Растаял! Испарился! Подумать только, лучший из людей!

Пуаре (к Дютоку). Этот сраженный горем юноша обвиняет вас в том, господин Дюток, что вы десять дней тому назад взяли рукопись Рабурдена...

Бисиу (глядя на Дютока). Вам нужно оправдаться в подобном обвинении, милейший!

Дюток. Где этот змееныш, который ее переписывал?

Бисиу. А откуда вы знаете, что он переписывал? Помните, что только алмазом полируют алмаз.

(Дюток уходит.)

Пуаре. Послушайте, господин Бисиу, мне остается пробыть на службе всего пять с половиной дней, и мне хотелось бы хоть один раз, один-единственный раз иметь удовольствие вас понять. Окажите мне честь и объясните, при чем здесь алмаз...

Бисиу. А вот при чем, папаша, — разок я, так и быть, снизойду до вас: подобно тому, как лишь алмаз может резать алмаз, лишь зоркий одолеет зоркого.

Флери. Он говорит «зоркий» вместо «шпион».

Пуаре. Я не понимаю...

Бисиу. Ну, поймете в другой раз.

Господин Рабурден поспешил к министру. Министр был в палате депутатов. Рабурден отправился в палату и послал министру записку. Министр в это время был на трибуне, поглощенный жарким спором. Рабурден остался, но не в зале совещаний, а во дворе, решив, несмотря на холод, ждать его превосходительство возле кареты, чтобы поговорить, когда тот будет садиться в нее. Служитель сообщил ему, что министр участвует в схватке, вызванной выступлением девятнадцати представителей крайней левой, и что заседание очень бурное. Рабурден, охваченный мучительным волнением, ходил по двору; он прождал пять бесконечных часов. В половине седьмого потянулись вереницей члены палаты; вышел егерь министра и сказал кучеру:

— Эй, Жан, его превосходительство уехали с военным министром; они будут у короля, а потом вместе обедают Мы поедем за барином к десяти часам, у него вечером совещание.

Рабурден вернулся домой, еле волоча ноги; легко представить себе, как он был подавлен. Было уже семь часов. Он едва успел переодеться.

— Ну, ты назначен! — радостно воскликнула его жена, когда он появился в гостиной.

Рабурден откинул голову — в этом движении была жестокая печаль — и ответил:

— Боюсь, что моей ноги уже не будет в министерстве.

— Что случилось? — спросила жена с отчаянной тревогой.

— Моя докладная записка о чиновниках ходит по рукам, а мне так и не удалось поговорить с министром!

Перед Селестиной вдруг пронеслась картина ее последней встречи с де Люпо, и словно некий демон открыл ей при вспышке адской молнии все значение их разговора. «Если бы я повела себя как пошлая мещанка, место было бы за нами», — подумала Селестина.

Она смотрела на Рабурдена почти с болью. Наступило горестное молчание; за обедом оба сидели безмолвно, погруженные в свои мысли.

— А тут еще сегодня наша среда, — заметила она.

— Не все пропало, дорогая, — сказал Рабурден, целуя жену в лоб, — быть может, завтра мне удастся поговорить с министром, и все разъяснится. Себастьен вчера просидел всю ночь, копии закончены и сверены, я положу свою работу на стол министру и попрошу прочесть ее. Ла Бриер посодействует мне. Человеку не выносят приговор, не выслушав его.

— Хотела бы я знать, будет ли у нас сегодня господин де Люпо?

— Этот? Можешь быть уверена, что явится, — отвечал Рабурден. — Он хищник, он, как тигр, любит слизывать кровь с той раны, которую нанес!