Книга Заговор против Америки - Филип Рот

— Твою тетю. — И он злобно осклабился.

И как раз его презрение к моей тете Эвелин заставило меня зарыдать. А тут уж утратил выдержку и сам Тиршвелл.

— Мучаешься? — саркастически спросил он. — А чего ты мучаешься? Ты имеешь хоть малейшее представление о том, что происходит сейчас с людьми на всем белом свете? Ты вот сейчас посмотрел — и ведь ничего не понял, верно? Остается надеяться на то, что в дальнейшем у тебя не появится более серьезного повода для слез. Я надеюсь, нет, я молюсь за то, чтобы и твои родители сообразили… Тут он запнулся и совсем смешался, явно не привыкший к бурному выплеску чувств — особенно в разговоре с жалким мальчонкой. Даже я понял, что спорит он сейчас не со мной, но слушать его от этого легче не стало.

— А что случится в июне? — спросил я у него. Этот вопрос накануне вечером задала мужу моя мать, а он оставил его без ответа.

Тиршвелл бесцеремонно разглядывал меня, словно прикидывая, полный я идиот или не совсем.

— Приди в себя, — сказал он после долгой паузы. — Вот, — он подал мне свой носовой платок, — вытри слезы.

Я поступил, как велено, и вновь задал тот же вопрос:

— Что случится в июне? Почему вы уезжаете в Канаду? — и тут его раздражение сразу пропало, а ответ свидетельствовал о том, что он-то как раз идиотом не был.

— Мне там дадут работу, — сказал он.

И тот факт, что он солгал, щадя меня, оказался настолько страшным, что я опять расплакался.

Где-то через двадцать минут появился мой отец. Мистер Тиршвелл вручил ему подделанную мною записку, но отец не стал тратить времени на чтение — он схватил меня за локоть и потащил из кинотеатра на улицу И там прочел ее. А потом меня ударил. Сперва мать бьет моего старшего брата, а вот теперь отец, прочитав «записку сестры-настоятельницы», без малейших раздумий хлещет меня по лицу, причем происходит это впервые в жизни. И без того перенервничав и — в отличие от Сэнди — не будучи стоиком, я принимаюсь оглушительно реветь прямо возле билетной кассы на глазах у всех неевреев, возвращающихся домой из офисов, предвкушая беззаботный весенний уик-энд в мирной и миролюбивой Америке Линдберга — в неприступной крепости, отделенной от ужасов войны во всем мире целыми океанами, — в благословенной стране, в которой никто не трепещет от страха — никто, кроме нас.

Май 1942 — июнь 1942 ИХ СТРАНА

22 мая 1942 г.

Дорогой мистер Рот!

В ответ на запрос программы «Гомстед[4]-42» департамента по делам нацменьшинств, руководство нашей компании предлагает перевод по службе ряду старших сотрудников, подобно Вам самому, отвечающим требованиям программы, представляющей собой новую смелую общенациональную инициативу данного департамента.

Прошло ровно восемьдесят лет с тех пор, как в 1862 году Конгресс США издал Закон о гомстедах — знаменитый и беспримерный документ, согласно которому каждый горожанин, изъявивший желание стать фермером на Диком Западе, практически бесплатно получал во владение 160 акров общественных земель. Ничего сопоставимого по значению с Законом о гомстедах не было предпринято за все эти десятилетия для того, чтобы предоставить предприимчивым американцам волнующие новые возможности расширить личные горизонты и укрепить тем самым собственную страну.

Компания «Метрополитен лайф» гордится тем, что оказалась в числе крупнейших корпораций и финансовых институтов Америки, самыми первыми избранных для участия в новой программе «Гомстед», призванной предоставить собравшимся в дорогу американским семьям единственный в своем роде шанс осуществить переезд за счет государства, с тем чтобы они могли пустить корни в прекрасном во всех отношениях, но ранее недоступном для них регионе. «Гомстед-42» представляет собой дальнейший шаг в развитие замечательной общенациональной традиции повышать присущий нашим согражданам американизм из поколения в поколение.

По получении данного извещения Вам надлежит немедленно связаться с м-ром Уилфредом Куртом, представителем программы «Гомстед-42» в офисе компании на Мэдисон-авеню. Он лично ответит на все Ваши вопросы, а его сотрудники окажут Вам всяческую помощь и содействие.

Искренние поздравления Вам и Вашей семье в связи с тем, что именно на Вас пал выбор среди множества достойных кандидатов на роль одного из первых участников «Гомстед-42» от нашей компании.

Искренне Ваш,

Гомер Л. Кэссон, директор по персоналу.

Несколько дней прошло, прежде чем мой отец набрался мужества показать письмо жене и поведать ей, что с 1 сентября 1942 года его переводят по службе из ньюаркского отделения во вновь открывающийся офис в Данвилле, штат Кентукки. На карте штата, включенной в пакет «Гомстед-42», который вручил отцу мистер Курт, мы с трудом отыскали этот городишко. В пакете была и брошюра под названием «Страна мятлика», и отец зачитал нам из нее вслух: «Данвилл — главный город земледельческого округа Бойл. Город расположен в живописной сельской местности примерно в шестидесяти милях к югу от Лексингтона, второго по величине города во всем штате после Луисвилла». Отец принялся листать брошюру в поисках чего-нибудь, способного нас подбодрить в этой, мягко говоря, безысходной ситуации. «Дэниел Бун участвовал в прокладывании Дороги диких мест, открывшей первопоселенцам путь в Кентукки… В 1792 году Кентукки вошел в Союз первым из штатов, находящихся к западу от Аппалачских гор… Население штата в 1940 году составляло 2 845 627. Число жителей Данвилла — погодите, сейчас посмотрю, — число жителей Данвилла — 6 700».

— А интересно, сколько там евреев? — сказала моя мать. — Из шести тысяч семисот человек! И сколько евреев во всем штате?

— Что ж, Бесс, ты это и сама знаешь. Мало. Очень мало. Единственное, что я могу сказать тебе в утешение, — это еще не самый плохой вариант. Это могла быть Монтана, куда посылают Геллера с семьей. Это мог быть Канзас, куда посылают Шварца. Это могла быть Оклахома, куда посылают Бродов. Семь человек из нашей компании получили перевод по службе — и, поверь, мне повезло больше всех. Кентукки действительно красивый штат, и климат там очень хороший. И переезд — это не светопреставление. Мы приживемся там точно так же, как прижились здесь. Может, мы будем жить даже лучше — с оглядкой на то, что всё там дешевле, а климат лучше. Для мальчиков найдется школа, для меня — работа, а для тебя — свой дом. Если нам повезет, мы сможем купить там дом, где у мальчиков будет по комнате, а весь двор будет принадлежать им одним.

— И где это они набрались наглости, чтобы так обходиться с людьми? — задала риторический вопрос моя мать. — Я просто потрясена, Герман. Наши семьи здесь.

Наши друзья здесь. Друзья наших сыновей тоже здесь. Мы всю жизнь прожили здесь в мире и согласии со всеми. Мы живем всего в квартале от лучшей в Ньюарке начальной школы. Мы живем всего в квартале от лучшей во всем Нью-Джерси средней школы. Наши сыновья растут в еврейском окружении. Ходят в школу с другими еврейскими мальчиками. У них нет со сверстниками никаких трений. Никаких обзываний. Никаких драк. Им не доводится чувствовать себя одиночками и даже изгоями, как пришлось в детстве мне. И я не могу поверить, что твоя компания способна по отношению к тебе на такое. После всего, что ты для них сделал, после того, как ты на них работал, сколько перерабатывал, — и вот, пожалуйста, благодарность!