Книга Зовите меня Апостол - Р. Скотт Бэккер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут я в самом деле подумал о людях. А где ж наш приятель Джонни Мальчик-с-пальчик?
Глянул туда, сюда. Опа — вон беспризорный дробовик, прислоненный к стопке деревянных поддонов.
За спиной зашуршало.
Я кинулся наземь — мгновенная реакция окопного солдата на шум летящего сверху. Но бейсбольная бита все-таки зацепила затылок. Больно! И тряхнуло так, что мой кольт улетел в темноту. А я грохнулся лицом вниз, в хлам, на мешок с чем-то податливым, но плотным вроде цемента. Левую ладонь разодрал о торчащий гвоздь, но поначалу даже и не заметил. Перекатился на спину — как раз, чтобы словить удар по голеням. Ёш вашу мать, больно как! Но все же лучше, чем в лицо.
Надо мною высился Джонни Мальчик-с-пальчик, расчерченный светом на клеточки. Титан в поисках мести.
Видимо, он отошел по нужде, оставив дробовик, — потому, собственно, и был еще жив. Теперь, когда я лежал на спине, подставляя ноги под удары, надо было ему прыгнуть за оружием. Он бы успел раньше и выиграл. Но беда в том, что он уже считал: дело в шляпе. Бита у него, я корчусь на полу. К тому же после унижения на пикнике ему хотелось самоутвердиться. Быстрейший способ сохранить свое лицо — изуродовать чье-то чужое.
Потому он бросился на меня, размахивая битой. Зубы стиснул, глаза кровью налились — оживший кошмар про викингов и берсеркеров. Я полз, стараясь увернуться, подставляя ноги под удары, шарил вокруг в темноте, надеясь нащупать пистолет.
Знаете, у меня прочная душевная связь с отлаженным, надежным кольтом военной модели. Моя рука, судорожно скребущая бетон, ощутила-таки его прохладу. Здравствуй, дружок!
Бам-бам-бам!
Все три — в лицо Мальчику-с-пальчику. Он зашатался, задергался — его здоровенная туша не сразу смирилась с тем, что мертва. Затем шлепнулся навзничь, разбрызгав кровь по пыли.
Готов.
Мертвый Джонни походил на пьянчугу, пожелавшего долизать разлитый по полу коктейль с томатным соком и устрицами.
— Джонни? — позвал Нилл прямо надо мной. — Где ты, брат?
Он глядел из света в темноту, и для него наша с Джонни свара казалась невнятной крысиной возней.
— Он подавился тремя пулями, — ответил я, сжимая оживший кольт.
Потирая затылок, я неторопливо выбрался из-под платформы туда, где преподобному был бы виден направленный на него револьвер. Нилл тут же прижал Молли к себе, загородился ею. А она выглядела что надо, сладкая моя девочка: рот заклеен, руки связаны за спиной, потная, как банка холодного пива перед грозой, из одежды только короткая маечка да шорты. Словно явилась из пошловатых детективных комиксов, которые я обожал в детстве.
А вот преподобный выглядел так, словно был на пределе. Я понял: он из тех выродков, чьи мозги работают только на двух передачах. Пока давят не слишком, он — монстр, супермен и мачо с большой буквы. Когда передавишь немного, все кончается: субъект обмяк и пустил слюни.
Дрожа и задыхаясь, выкаркал хрипло:
— Кто тебя н-нанял? Лейтон? Мексиканцы? Ты н-на кого работаешь?
— На Джонатана и Аманду Бонжур.
Приступ сумасшедшего смеха — будто через наждак в иссохшем горле.
— А я-то думал, здесь только я всем мозги компостирую! Слушай, парень, кончай ломаться! Уж я-то знаю.
Ага, вот оно в чем дело! Вот он, закон неожиданных последствий во всей своей тошнотворной красе. Сверкающая ослепительная истина, масляный рашпиль в заднице. И теперь мне расхлебывать. Как обычно.
— Ну и херня! — Я аж скривился от омерзения.
На пикнике я решил пойти ва-банк — спровоцировать свихнувшегося пастора на ответную агрессию, чтобы он сам себя подставил. Спровоцировал, это уж точно. Только его, похоже, и без меня подставили.
— Ты же все время копаешь под нас! — завопил преподобный. — Я знаю, ты со слюнтяем Ноленом был на «Нашроне». Он — твоя шестерка!
— Это как?
Нилл визжал, хохотал и глумился.
— Ты меня совсем за придурка держишь? Если не ты всю эту дрянь устроил, то кто же?
— Меня Бонжуры и наняли, чтобы выяснить.
— Херня это! Херня! Бред!
Тут я малость призадумался. Люди до судорог ненавидят тех, кому сделали подлость. Но едва ли меньше ненавидят и тех, кто стал свидетелем их слабости и бессилия. Нилл наверняка не исключение: уж в нем-то человечьего дерьма намешано выше крыши. Осторожней, мистер Мэннинг, обдумайте каждый шаг.
— Слушай, преподобный, — сказал я, сладко улыбаясь. — Мы можем разрулить наше дело тремя способами. Первый: ты стреляешь в Молли, я — в тебя. В такое место, чтобы ты умирал как можно дольше. А пока ты будешь подыхать, я с тобой позабавлюсь вволю, и визжать ты будешь хуже последнего негра. Способ второй: я просто стреляю в тебя. Постараюсь попасть в рот и вышибить мозги, чтобы ты не успел в Молли выстрелить. Способ третий: ты бросаешь пушку, и мы с Молли спокойно уходим.
— Да ну?! — завизжал-то как, аж эхо от жести пошло, заметалось под потолком. — С чего мне тебе верить?
Наш преподобный — мелкий трус, приучившийся брать на горло. Жалкий истерик. Шпана.
— Верить или нет — дело твое. — Я пожал плечами. — Я закоренелый травокур. Слишком ленивый, чтобы могилы копать. И ненавижу разбираться с полицией из-за трупов. Боюсь, они зароют меня по уши. И травку найдут.
Все правда, от начала до конца.
— З-закоренелый травокур?! И поэтому я обязан тебе верить?
Надо сказать, пока мы любезно общались, мой кольт смотрел Ниллу в лицо, а его ствол — в щеку Молли. Я изрядную часть жизни провел с оружием в руках, и меня всегда удивляло, как люди умудряются о нем забывать. Пистолет — эффективный, точный инструмент для прекращения мозговой активности высших млекопитающих. Грозя, болтая или попросту убивая время, мы почему-то забываем об этом простом факте — трясем стволами, будто гребаными джойстиками. До очередного трах-бах, конечно.
Кстати, с чего это я так уверен, что все приспешники Нилла — уже трупы?
— Слушай, преподобный, — сказал я, прибавив нетерпения в голосе. — Если пороть горячку не станешь, разойдемся по-хорошему. Баш на баш, и забыли. Мне не придется тянуть срок за твоих дохлых корешей, тебе — отвечать за Молли. Мы уходим, ты хоронишь своих дружков, говоришь пастве: уехали они, телевизионщики их спугнули или что-нибудь в этом роде. Иногда люди уезжают. И никогда не возвращаются.
В особенности наркоманы. За ними трудно уследить. Но это говорить нужды не было — Нилл сам себе все сказал. Уже полные штаны напустил, сявка.
— Нилл, секунды тикают, — вежливо напомнил я ему.
Я всегда доверительно и нежно общаюсь с теми, кому хочу вышибить мозги.
— Знаешь, мне пушка руку жмет.
Повисла нехорошая тишина.
Да уж, случается в жизни всякое дерьмо. Вы трудитесь, растите в поте лица свое «я», укрепляетесь в сознании собственной значимости, самоценности, втирая согражданам про Иисуса или катая тележки от супермаркета к машине. А потом встречаете меня. Нужно хоть раз встретить того, кто и ломаного гроша за вашу шкуру не даст, кто готов ее продырявить за здорово живешь, — тогда поймете, насколько она вам дорога.